Но что-то уже произошло. Во мне, только во мне! И все изменилось. Легкость настроения, так воодушевлявшая меня, куда-то исчезла, я снова стал тревожным неврастеничным субъектом. Неужели все это лишь из-за расплескавшегося вина? Даже думать об этом неприятно. А если и так, нельзя, чтобы Лея заподозрила, потому что она, как психиатр, обязательно сделает какие-то свои выводы. А когда я начну ей объяснять почему эти выводы ложные, она еще больше встревожится, поскольку мои размышления, столь ясные мне, как-то плохо всегда действовали на людей, уверенных что им известны основные истоптанные маршруты человеческой логики.
Впрочем, Лея ничего мне не сказала, за это я был благодарен. Ведь не заметить резкой неоправданной смены моего настроения было невозможно. Как будто реле электрического света стали потихоньку сводить к нулю, все вокруг меркло, только Лея оставалась еще высвеченной, как спираль накаливания в лампочке.
Да, я много выпил. А что я должен был делать? И мне стало нормально. Мне не стало хорошо, но нормально -- это тоже хорошо. Это нормально. Это очень редкое для меня состояние. Поэтому, когда мне нормально -- мне уже хорошо. Когда мне нормально и рядом Лея мне, оказывается, просто хорошо. Только не надо мешать.
Сначала ушли телевизионщики -- у них была еще вечерняя съемка. Им хотели дать с собой на после съемки, но оказалось, что они идут подшабашить на свадьбу. С их уходом улитка развернулась, или что она там делает... Совсем чужих уже не было. Практически, в осадке остались только свои, потому что Гриша и Кинолог связали Марту в молекулу, и это была своя молекула. А другую молекулу, в стороне, образовали (C) с Ортиком. Ну да, конечно, Макс же занимался чем-то вроде молекулярной биологии, он и моего котенка как-то так назвал.
Как удачно гости подобрались. Это не Гриша, это Белка икебану составила. Если бы не (C), Ортик бы нас всех своей генетикой изнасиловал, поскольку иначе не может. Это в нем и ценно, но это же и утомляет. Потому что страшнее пьяного энтузиаста может быть только пьяный Кинолог. А Кинолог уже начал дразнить Гришу, потому что тоже иначе не мог. Сказал, что Линь слишком мало Грише платит за картины. Гриша не согласился. Тогда Кинолог предположил, что Гриша скурвился, потому что раньше пропивал все, а этот столик хоть и неплох, но на десять работ маслом не тянет. Гриша сказал, что это только начало. Но как конкретно продолжать -- он не планировал, это должно произойти экспромтом, что куда-то надо завеяться, и завить хвосты, и прокутить все без остатка, чтобы деньги не жгли ему руки, а лучше пусть завтра их пепел стучит в его сердце.
Потом Гриша зачем-то стал расписывать как мы с ним лазали ночью по колодцу. Зачем рассказывать это всем вместе, если уже успел рассказать каждому по отдельности. Да еще привирать на новый лад. Но наши завелись. Всех потянуло на приключения. Белка сказала, что ей все равно, но ехать надо. Все принялись генерировать идеи. Я тоже вспомнил про ресторан в Бейт-Лехеме, где перед нынешней интифадой ел отличную баранину с кедровыми орешками под монастырское вино, но, вообще-то, мне совершенно не хотелось сейчас туда ехать. Да и никуда не хотелось. А тут еще начались разговоры о Храмовой горе, о туннеле Хасмонеев, хорошо хоть Гриша еще понимал, что не стоит лезть в самое пекло. И он предложил пещеру Цидкиягу.
Белла
В этих Гришиных рассказах о его похождениях всегда ускользает граница между правдой и вымыслом, сколько раз я верила тому, чего не было, да и в принципе быть не могло, а над правдой насмехалась. Ночью, в Шилоахе, взломанная решетка, стоголосое мяуканье в колодце... Мяуканье?! Ну да, с ним же Давид был. В третий раз слушать эту историю... Или в четвертый. Она, конечно, раз от раза хорошеет, но сколько же можно?
Надоело сидеть в этом зале, где стены мешали нормально общаться с друзьями. Поэтому хотелось просто выбраться, а куда -- все равно. Странное мое новое положение почтенной неокученной дамы придавало мыслям -стервозности, а чувствам -- едкой горечи. Начисто пропал кураж. Мне было все равно куда.
Гриша предложил поехать в Тель-Авив или Герцлию -- пройтись траверсом по ночным заведениям, потом плюхнуться в море и плыть до рассвета. Но Кинолог, все смотревший как Марта вслушивается в Гришин рассказ, потребовал экстрима. Марта тут же предложила взять на прокат джипы или трактороны и поехать за Ашкелон гонять по дюнам.
-- Лучше украсть,-- подкорректировал Кинолог и погладил ее по головке.
Ну конечно, его это не устроило, им двигало ревнивое "чем мы хуже этих", и он желал чего-нибудь такого, экстремально-исторического, чтобы заткнуть уже этот проклятый колодец Уоррена. Топографию Старого Города Кинолог представлял смутно, поэтому принялся с жаром уговаривать всех проникнуть через туннель Хасмонеев на Храмовую гору и распить бутылку на Краеугольном камне.
-- Нет,-- ужаснулся Ортик.-- Я не могу. И никто из вас не может. Потому что где Святая Святых была -- неизвестно.