И/е рус.олим

Вечером, после окончания Судного дня, (C) посмотрели стихийный парад жителей Лода -- толпа с песнями, плясками, жвачкой, спреями, воздушными шарами, обнаженными животами, в мини и сапогах, валила по центральной улице под восточную музыку.

Через пару часов после окончания праздника, (C) сняли первую попавшуюся квартиру -- она находилась в легендарном районе восточной бедноты "Холон -Бат-Ям". Хозяин, молодой еле русскоязычный ватик, сосчитал количество дырок в обивке дивана, и посредник послушно отметил это в договоре. Посредником был Леон Бор, верткий располагающий к себе паренек из московских фарцовщиков. Через несколько недель (C) увидели Иерусалим, совпали и поняли, что жить будут здесь. А еще через несколько лет, уже живя в Иерусалиме, (C) тупо смотрели репортажи о "кельнском мяснике" Леоне Боре -- молодом израильтянине русского происхождения, захватившем в Кельне автобус, расстрелявшем пассажиров и убитом немецким спецназом...

В Йом Кипур Иерусалим принадлежит детям. Они катаются на всем, у чего есть колеса и нет двигателя. Светские иерусалимцы, легко преступающие запрет на езду в субботу, не решаются в Судный День вставлять ключ в зажигание. Разновозрастные и разномастные дети на велосипедах, самокатах, роликовых коньках, скибордах и даже супермаркетных тележках захватывают дороги, изредка и неохотно разъезжаясь перед медлительными и молчаливыми в этот день амбулансами.

Любимый вид на университетский кампус уже утратил в сумерках и цвет, и свет, но еще сохранял форму, когда (C) покинули балкон, сидеть на котором без бутылки воспринималось, как наказание и начали искать обувь для прогулки. Кожаную обувь в Судный День носить было нельзя. А не кожаной у (C) не было. Поэтому Макс пошел в резиновых шлепанцах для бассейна, а Анат в домашних тапочках. Умываться, чистить зубы, пользоваться дезодорантами, косметикой и сношаться тоже было нельзя. Не говоря уже о телевизоре и компьютере. Одежда предполагалась светлая, потому что праздник.

Все в белом, вышли на улицу.

-- Сейчас я, допустим, думать о душе еще могу. А вот завтра смогу уже только о дУше,-- мрачно сказала Анат, ловко уворачиваясь от жмурящегося в сладком ужасе пацана, такого мелкого, что его черные роликовые ботинки казались сапогами.

-- У брата спер,-- предположил Макс.

-- С расстрелянного офицера снял.

Аллерген тоже вышмыгнул на улицу и теперь, почему-то, решил сопроводить хозяев -- он шел рядом, как воспитанный пес, и это было очень на него не похоже.

-- Кыс-кыс,-- сказала растроганно Анат,-- видишь, какие преданные коты получаются, если их колбасой кормить.

-- Просто он -- кот Судного Дня.

Аллерген притормозил и отвернулся.

(C) переглянулись и противными голосами проныли дуэтом:

-- Прости нас, Аллергенушка!

Аллерген подумал, кивнул и отстал. А (C) пошли гулять по проезжей части своего Города.

Белла

Первая радость будущего материнства -- беременным можно не поститься. Нет ничего противнее, чем поститься в одиночестве. Без контролеров-свидетелей пост превращается в диету. А если все равно грызешь шоколад, то глупо не включить компьютер. В прошлые годы, в Йом Кипур я делала все то же самое, без всякой беременности. И не искала оправданий. Интересно, это плод внутри делает меня суеверной? Или плод воображения? Или то, что я сама теперь внутри стен Старого города? Нет, я не связана с ним пуповиной. Просто, оказавшись на лекции в первом ряду, всегда ведешь себя пристойнее и осмотрительнее. Потому что встречаешься с лектором глазами, и у вас возникает какой-то контакт.

Если за окном, во тьме, истошно чирикают, это не значит, что утро. Особенно, если это утро Судного Дня. Может быть, это Другие живые существа. Собственно, это точно -- такие личные живые существа, которые для каждого свои, а чирикают они чтобы намекнуть тебе: "Пора".

А ты сидишь расслабленно, вялая рука возит мышкино пузо по коврику, глаза уже приобрели то специфическое выражение снисходительной усталости, всезнающего отупения, возникающее не раньше, чем через много часов у монитора, причем последние -- ночные, бесцельные, самые сладостные в начале и засасывающие в никуда к утру.

В это время мысли перестают посещать тебя. Извне -- перестают. То, что зарождается внутри припорошенного сознания, -- это не мысли в нормальном смысле этого слова, это такие формы жизни, формирующиеся и никак не способные сформироваться окончательно. Глина под пальцами ребенка-инопланетянина, возможно еще и аутиста. Форма только обозначается, чтобы быть смятой и перейти в следующую и, недоформировавшись, намекнуть на третью, и так до упора, а не до бесконечности. Упор предполагается всем течением событий, вернее, бессобытийностью. Потому что знаешь -- где-то там, на грани неважно чего, вообще -- на грани -- уже начался легкий переполох меж Других живых существ. То есть, они уже переглянулись и слабо, вопросительно чирикнули.