i dfee46a8588517f8

Гофмаршал В. А. Долгоруков «слишком прост умом», чтобы пользоваться каким-то влиянием. Комендант конвоя граф Л. Н. Граббе выглядел весьма колоритно: «заплывшее жиром ли­цо, маленькие, хитрые и сладострастные глаза». Еда, вино, жен­щины, чтение скабрезных романов — единственное, что его инте­ресовало. Любимый партнер царя для игры в кости. Для того чтобы быть советчиком, у него не хватало ни ума, ни опыта, ни интереса к государственным делам. «Начальник походной кан- J целярии, флигель-адъютант полковник Нарышкин всегда молчал»./ Граф Шереметьев не шел дальше формального исполнения^ обязанностей дежурного флигель-адъютанта. Генерал Максимо­вич (в ставке с 1916 г.) «на редкость бесцветный». «Красавец» Саблин в ставке держался скромно, но Нилов и Федоров «неод­нократно» предупреждали автора, чтобы он с ним был поосто­рожнее— распутинец ^|2'. Мордвинов, скромный, застенчивый, мягкий человек, не играл никакой роли. Точно так же не имел ни малейшего влияния другой флигель-адъютант — полковник Силаев, толстый, простой, добрый. «Такова,:— заключал Ша- вельский,— была ближайшая свита государя, с которой он прово­дил большую часть дня». Ни талантов, ни дарований. По-видимо­му, государь не умел или не хотел окружить себя другими людьми ¹²².

Только три человека из окружения царя выгодно отличались, по мнению автора, от остальных: начальник военно-походной канцелярии В. Н. Орлов (до Нарышкина), его помощник флигель-адъютант А. А. Дрентельн и капитан I ранга Ден, помощник Нарышкина. Но первые два, долго близкие к царю, попали в опалу и были удалены из ставки за открыто анти­распутинскую позицию. Третий с трудом передвигался, поэтому в ставке бывал редко. Хотя Ден, как утверждает Шавельский, относился к распутинской клике «несочувственно», вряд ли он открыто выступал против нее. Доказательством служит сохранив­шееся к нему расположение царицы, а его жена до самого конца оставалась одной из немногих близких ее друзей.

Не больше влияния, чем свита, имели и великие князья, находившиеся в ставке. Царя они очень боялись и в решительный момент прятались за спины других ¹²³.

Была лишь одна область, где свита была всемогуща,— это при­емы, приглашения на царские завтраки и обеды. Иногда, действуя хитро, она оказывала влияние и на большие назначения. Смена Поливанова Шуваевым была произведена по проискам свиты, особенно Нилова и Федорова, не симпатизировавших Поливанову. Рейн также был назначен под давлением Федорова. Самым искусным в обхаживании царя, по мнению Шавельского, был Воейков ¹²\

Наблюдения Шавельского полностью подтверждает и дополня­ет Мосолов. «Только с министрами, на докладах, царь говорил

серьезно о делах, их касающихся. Со всеми другими, с членами императорской фамилии, с приближенными государь тщательно старался избегать ответственных разговоров, которые могли бы его вынудить высказать свое отношение по тому или иному предмету» ^|25. Влияние великих князей на царя было крайне ничтожным. Влияние непосредственного окружения «всегда пре­увеличивали». Министр двора граф Фредерикс — один из самых близких людей, но политикой граф «не занимался и о ней никогда не говорил». Капитан Саблин — интимный друг, «но поли­тической роли не играл». Флигель-адъютанты Мордвинов и герцог Николай Лейхтенбергский «никакого политического значения не имели». Вообще флигель-адъютантам «в голову (бы) не пришло докладывать его величеству о чем-либо, выходившем за пределы их дневных обязанностей. Впрочем,— писал Мосолов,— Фреде­рикс крайне ревностно и зорко следил, чтобы такие нарушения не могли иметь место. Да и всем нам было хорошо известно, что государь терпеть не мог, чтобы его слугй касались каких-либо вопросов вне круга своей компетенции».