i dfee46a8588517f8

j Ответ, на наш взгляд, сводится к следующему. Всякая I власть полномочна по своей природе и психологии, а потому все I время нуждается так или иначе в одобрении, в подтверждении уполномочия: Царь — самодержец! Этот боевой клич был аль­фой и омегой политической философии царя и царицы. Но... самодержец именем божьим, ибо, как известно, всякая власть от бога. Царь — самодержец. Но еще и потому, что в свое время (скажем, во времена Михаила и Филарета) «народ»— сиречь земский собор — вручил эту власть родоначальнику дома Ро­мановых. Спрашивается, как убедиться, что полномочия оста­лись в силе, что народ по-прежнему за царя в условиях, выра­жаясь словами Гурко, существования в заколдованном кругу, куда не проникают течения народных мыслей? Ответ напраши­вается сам собой: мир иллюзий рождает новые иллюзии. Вначале (если вести отсчет с 1905 г.) это были черносотенные орга­низации. Потом помимо них и преимущественно Распутин сразу очень удобно (хочется даже сказать, компактно), в одном лице представлявший и бога и народ. «Одна из существенных причин ее (царицы.— А. А.) расположения к Распутину,— указывал Гур- I ко,— состояла именно в том, что она почитала его за выразителя народной мысли» "⁶. А уж о выражении божьей мысли гово­рить не приходится — в переписке слова «божий человек» рядом с именем Распутина встречаются десятки раз. Сила и несокруши­мость Распутина как раз и состояли в том, что он вселял в царицу и царя уверенность в своей правоте, без которой они, находясь в полном отрыве от действительности и подвергаясь все усиливавшимся «конституционным» давлениям, начиная с «Про­грессивного блока» и кончая великими князьями, не смогли бы против них устоять. «Друг» подтверждал такие полномочия'цар- ской четы, перед которыми голос «гнилого Петербурга» не имел никакого значения.

I «Распутинство» в самых разных его проявлениях — необходи- ; мый атрибут абсолютистского или полуабсолютистского режима, ! подошедшего к порогу гибели. То, что последняя русская импера­трица была человеком с вывихнутой психикой, осложненной огра­ниченностью маленькой провинциальной немецкой принцессы,— историческая случайность, приведшая к появлению «святых» типа Филипса, Распутина и других шарлатанов "⁷. Но можно почти с полной уверенностью предположить, что, будь она женщиной со спокойным уравновешенным характером, не зараженной мистикой, «друг» все равно бы был — другого типа, иных повадок, но непременно. Вполне возможно, что это был бы внешне благо­пристойный и даже лично порядочный и бескорыстный человек,

образованный, не обязательно из «низов», сути дела это бы не меняло: политика и линия поведения, которую он бы подсказывал, была бы по существу распутинской.

Кстати, у царя имелся именно такой советчик, который поя­вился задолго до Распутина и сохранил благорасположение Нико­лая II до самого конца. Некий Клопов, мелкий новгородский земле­владелец, введенный во дворец одним из великих князей. По мне­нию Гурко, «человек необыкновенно чистый, далеко не глупый, но совершенно неприспособленный к какому-либо практическому де­лу». Когда царь поручил ему участвовать в борьбе с неурожаем в 1897 г., из этого получился сплошной конфуз. «Однако отно­шения государя с Клоповым не прекратились, и он продолжал в течение довольно продолжительного периода оставаться одним из закулисных царских советников по разнообразнейшим вопросам внутреннего управления» ¹¹⁸. Последний раз этот Клопов появ­ляется на авансцене незадолго до революции. Клопов не смог конкурировать с Распутиным, ибо был скромным и честным челове­ком, но в принципе он мог бы вполне занять место «Друга».

Процесс самоизоляции с его ставкой на «божьего человека» резко сужал круг влиявших на самодержца из среды камарильи. Процесс изоляции зашел так далеко, что Николай оказался отчужденным даже от своего непосредственного окружения.

Все изложенное позволяет сделать вывод: накануне своей гибе­ли абсолютистский режим настолько замыкается в себе, что изолирует себя не только от собственного класса, но и от привыч­ного непосредственного окружения в лице камарильи, вернее, ее большей части. Процесс имеет объективный характер. Личные свойства носителя верховной власти только накладывают на этот процесс субъективный отпечаток, порой настолько сильный, что его объективная природа не сразу распознается. Так именно обстояло дело с последним российским самодержцем. На первый взгляд появление и роль Распутина представляются как исключительно результат свойств характера и мировоззрения царской четы. Однако более внимательный анализ показывает, что Распутина породила «распутинщина» (а не наоборот), под которой следует понимать продукт разложения абсолютизма, его паразитизм, пол­ный отрыв от интересов страны, утрату всех положительных ка­честв, которыми он когда-то обладал.