i dfee46a8588517f8

Права Думы были урезаны до предела, все законодательство шло фактически по 87-й статье, а думские сессии всемерно уко­рачивались и оттягивались. Разогнать же Думу до конца войны, о чем не раз подымали вопрос Протопопов и другие и чего очень хо­тела царская чета, оказывалось невозможным, потому что тогда скомпрометированный и ненавидимый режим лишался последнего буфера между собой и «общественностью». Не обещал ничего хо­рошего для царизма и план выборов в V Думу с таким расчетом, чтобы обеспечить в ней особыми средствами правое большин­ство. Штюрмер очень носился с этим проектом. По его указанию был разработан обширный документ — сводка по всем губерниям именно в плане гарантированной «техники» выборов, которая пре­дусматривалась в записке киевских «православно-русских кру­гов». Но оптимистическая картина, нарисованная в этом доку­менте, особенно характеристика губернаторов, вызвала сомнения даже у Хвостова, величайшего мастера по «деланию» выборов ¹⁵⁶. Нет сомнения, что, доживи царизм до конца полномочий IV Думы, он продлил бы их до окончания войны, потому что новая избирательная кампания была для него абсолютно противопо­казана.

Преследование печати также достигло предела. Газеты начи­ная со второй половины 1915 г. были разукрашены массой белых пятен и оборванными фразами — следами работы цензуры, но нарочно оставляемая бессмысленная мозаика из отдельных печат­ных слов и пустых строк производила на читателя гораздо большее воздействие, чем любая целиком напечатанная оппозиционная статья. Что же касается предложений создать в противовес оп­позиционной мощную «патриотическую» печать, то, как уже отме­чалось, это было также пустым пожеланием. «Патриоты» не нашли бы для своих газет, будь они созданы, не только читателей, но и сколько-нибудь толковых и грамотных сотрудников, настолько все и вся отвернулись от режима. Даже такие правые газеты, как «Новое время» и церковный «Колокол», издававшийся синодским чиновником Скворцовым (и субсидируемый правительством), и те ударились в оппозицию ¹⁵⁷.

Черносотенцы во многом правильно критиковали деятельность Земского и Городского союзов. Действительно, сотни и тысячи молодых людей из обеспеченных семей шли в «земгусары» для того, чтобы избежать отправки на фронт, и, устроившись на теп­лые местечки, пьянствовали и прожигали жизнь. Верным было и то, что в работе Земского и Городского союзов было много неразбери­хи, плохой организации, финансового беспорядка и пр. Но как бы то ни было, фронт без них обойтись не мог, и всякая попытка со: кратить и помешать деятельности союзов вызывала немедленные протесты армейского командования, начиная от начальников дивизий и кончая главнокомандующими фронтами. Черносотенцы ни на какую позитивную работу способны не были, единственное, что они умели,— это «тащить и не пущать»¹⁵⁸.

Так же обстояло дело и с другими проектами и советами «союз­ников». Римский-Корсаков рекомендовал упорядочить продоволь­ственное дело и накапливать на случай недорода запасы; но, как это сделать, он предоставлял думать другим. Решить же продо­вольственный вопрос в сложившихся условиях можно было только одним путем — введением государственной монополии на хлеб с опорой на массовые демократические продовольственные органы, охватывающие всю страну, а для этого по меньшей мере в каче­стве исходной предпосылки надо было ликвидировать царизм.

«Союзники», как и царизм, который они олицетворяли, не были способны ни на какое реальное дело; у них не было и не могло быть никаких конструктивных решений; в этом причина краха всех их планов и начинаний. Это понимали и умные правые. «Для всех и каждого,— писал Гурко,— было совершенно очевидно, что про­должение избранного государыней и навязанного (?) ею государю способа управления неизбежно вело к революции и крушению су­ществующего строя. Только такие слепые и глухие ко всему совер­шавшемуся люди, как столпы крайних правых вроде Струкова, Римского-Корсакова и др., могли думать, что замалчиванием мож­но спасти положение, но люди, глубже вникавшие в события, ясно видели, что без очищения верхов, без внушения общественности доверия к верховной власти и ее ставленникам спасти страну (т. е. монархию.— А. А.) от гибели нельзя»¹⁵⁹.

Даже такой узкий и непримиримый правый, как Щегловитов, отдавал себе отчет в никчемности своих соратников. Римский- Корсаков — «большой сумбурист», показывал он. Всем был недо­волен, а «никакой сколько-нибудь приемлемой программы не имеет... Я его серьезной величиной считать не мЬг...»¹⁶⁰.