i dfee46a8588517f8

годованию делегатов не было предела. Особенно возмущение выз­вала та часть рассказа, где сообщалось, из каких церковных сумм Жевахов получал свое жалованье (Совет министров, понимая, что «Дума подымет вопль», не решился выплачивать ему деньги из казначейства): 5 тыс. руб. Жевахову выплачивалось из средств духовных семинарий, 2,5 тыс. — из церковного страхового капи­тала и последние 2,5 тыс. из свечной прибыли. Так что, горько сето­вал Львов, «каждый покупающий свечку... кладет свою копеечку для кн. Жевахова (смех, негодующие возгласы)»⁶⁹. «Прогрессив­ный блок» тем и хорош, указывал после этого Львов, что ставит задачу избавиться от «темных сил», которые более опасны, чем да­же Чхеидзе и Керенский ⁷⁰. В устах Львова и в понимании его слу­шателей это звучало предельно смело.

Конечная оценка деятельности Постоянного совета была предо­пределена. Тем не менее она не стала единогласной. Часть уполно­моченных выступила в качестве «горячих сторонников» председа­теля совета. В целом же голосование дало такие результаты: за осуждение письма Струкова подала голос 21 губерния, против — 11. Одна губерния воздержалась⁷¹. Если прибавить голоса четы­рех вышедших губерний и Петроградской (отказавшейся участ­вовать в работе съезда), то число осуждавших составило бы две трети всех дворянских обществ, входивших в организацию.

Этот вотум означал конец карьеры Струкова в качестве предсе­дателя Постоянного совета. Сам Струков это хорошо понимал и от участия в работе съезда уклонился.

Вероятно, какую-то роль в отрицательной реакции «объединен­ных дворян» на письмо Струкова сыграла и личность его автора. В отличие от таких дворянских «столпов», какими были Самарин и Бобринский, Струков был фигурой незначительной. Сам факт его избрания председателем Постоянного совета служил доказа­тельством измельчения и деградации дворянской организации. На съезде критика председателя внешне выглядела тактичной и сдер­жанной («но, гг., и на старуху бывает проруха», — говорил Олсу­фьев), сопровождалась подчеркиванием заслуг «глубокоуважае­мого Анания Петровича» и т. д. (его избрали членом Постоянного совета), но все понимали, что это обычный политес и не более ⁷².

Чтобы покончить с письмом Струкова, следует ответить на воп­рос, сыграло или оно какую-либо роль в повороте политического курса царизма осенью 1915 г., выразившемся в решении царя о смене верховного главнокомандующего, закрытии Думы и серии министерских отставок. Гурко на съезде уверял, что письмо Стру­кова в этом повороте имело решающее значение. Когда деятели «Прогрессивного блока» уже все сделали, «вошли в сношения» с нужными лицами, «с некоторой частью Совета министров» и «бы­ли накануне образования того кабинета, который вывел бы Россию на почву победы... Уже был намечен председатель Совета минист­ров и члены этого кабинета», письмо Струкова все разрушило. «На­кануне этого дня, когда все это было решено, произошло измене­ние. Почему это изменение произошло? Отчего? Влияние Распу-

тина, какой-то шайки, которая его окружала? Может быть. Влия­ние Постоянного совета объединенного дворянства — наверное. Да, гг. ... это письмо сыграло фатальную роль» ⁷³. На этой вер­сии настаивал и Милюков. Буквально, как и Гурко, он писал, что в окончательном изменении курса верховной власти, которое он датирует 16 сентября — днем известного заседания Совета мини­стров под председательством царя, письмо Струкова сыграло «фа­тальную роль» ⁷⁴.