Голос Софии послышался из-за двери. Или это была Кассандра? Все они сейчас
слились воедино. Ни одна женщина не имела для него значения, кроме Джульетты, и
он отослал ее на Гаити для ее собственной безопасности, по причинам, о которых он
отказывался думать прямо сейчас.
- Что такое? - крикнул он, натягивая простынь на свое тело.
Даже от поднятия легкой шелковой ткани было больно. Завтра… завтра он
примет болеутоляющие средства, много. Сегодня ночью он примет боль, будет
упиваться ею. Сорен дал ему эту боль, и он будет лелеять этот дар.
- Les chiens, monsieur.
Глаза Кингсли распахнулись. Собаки? Последний раз, когда кто-то пришел к
нему по поводу его собак, был той ночью, когда вор проник в городской дом, накачал
его небезызвестную стаю ротвейлеров и украл файл Норы. Если кто-то накачал собак
снова…
Несмотря на боль, Кингсли выкатился из постели в одно мгновение, натянул
штаны и рубашку, и направился к двери.
Он открыл ее и обнаружил маленькую рыжеволосую Софию, его ночную
секретаршу, стоящую там, с белым, как луна, лицом.
- Quoi?
Она не ответила ему.
- Mon Dieu… - выдохнул он и последовал за ней по коридору.
Она мчалась вниз по лестнице, и Кингсли поспевал, как мог. Последнее, что ему
нужно, чтобы его персонал, увидел его слабым, испытывающим боль. Он проглотил
муки и продолжил двигаться.
У подножия лестницы он увидел расхаживающих и скулящих Брутуса, Доминика
и Макса. Он потянулся к Максу и коснулся его теплого носа.
- Сэди? - крикнул он.
212
София повернулась к нему с заплаканным лицом. Она ткнула пальцем в сторону.
В темноте в углу комнаты, Кингсли увидел черную тень. Когда он подошел к ней, тень
приняла форму собаки.
Сэди… его маленькая девочка лежала неподвижно на белой плитке, кровь
сочилась из раны в ее груди. Он протянул руку и коснулся крови. Она была заколота
ножом в сердце.
- Oh, ma fille… - прошептал он, поглаживая ее шерсть.
На стене позади нее, он увидел три слова, начертанные кровью. Только три. И ни
одно из этих трех слов не было именем. Тем не менее, как только он прочитал их, он
знал: кто убил его собаку, кто украл досье Норы, кто отправил фотографию и сжег
кровать Сорена.
- София?
- Oui, monseiur?
- Позвони Гриффину Фиске. И если он попытается сказать тебе, что он по-
прежнему в своем медовом месяце со своей новой истинной любовью, скажи ему, что
он станет персоной нон-грата в Преисподней, если его не будет в моей спальне завтра
к полудню.
- Oui. Bien sûr.
Нахмурившись, София умчалась и оставила его наедине с тремя ротвейлерами,
оплакивающими свою единственную сестру. Кингсли знал, что они чувствовали.
Он уставился на надпись на стене. Кристиан был прав… во всем.
Все, чего хотел Сорен, чтобы Кингсли выяснил, кто стоял за всем этим. И теперь
Кингсли знал.
Он знал, и он никогда об этом не расскажет.
Глава 27
Нора проснулась на подушке напротив Уесли. Всего несколько сантиметров
простыни и четырнадцать лет разделяло их. Но в раннем утреннем свете, Уесли
казался ей незнакомцем. Куда подевался ее мальчик? Мальчик, который следовал за
ней повсюду в ее доме в Коннектикуте, как щенок, помечая галочкой все, что ей
нужно сделать на этой неделе, чтобы ее не арестовали за уклонение от уплаты налогов,
213
выселили за неуплату ипотеки или не госпитализировали из-за недоедания… куда он
исчез? Ее Уес… ее Кареглазик… малой, которого она изводила и дразнила. Черт, она
даже называла его Кольцом Чистоты* (Так называемое, кольцо воздержания – кольцо,
символизирующее клятву, данную человеком, оставаться девственником или
девственницей до вступления в законный брак. Изначально на таких кольцах были
выгравированы строки из Библии, но со временем их заменили другие надписи: «Этого
стоит подождать», «Клянусь хранить целомудрие», «Я подожду», «Настоящая любовь
ждет впереди» и тому подобные) большую часть времени, что они жили вместе, до тех
пор, пока Уесли на коленях не попросил ее остановиться.
Пока она смотрела на него спящего, она не могла не думать о всех тех ночах, что
стояла в дверях его спальни и прислушивалась к медленному, ритмичному дыханию,
сигнализирующем о том, что он беспробудно спал. Она не знала точно, почему это так
утешало ее, слышать, как Уесли дышит во сне, но она не могла этим насытиться.
Оставив Сорена, у нее не было привычки спать с другими. Она приходила, брала, что
хотела и уходила. Завтрак к 11:00, в одиночестве был для нее отличным вариантом.
Потом, вдруг, у нее появился этот малой в ее доме, который просыпался в 7:30… даже
по гребаным выходным. И готовил для нее завтрак. И сводил баланс ее чековой
книжки. И убеждался, что по счетам заплачено вовремя. В течение этого одного лета,
что они жили вместе, он даже косил газон один раз в неделю.
Жизнь с Уесли вызывала у нее самые ужасные мысли. Однажды ночью она села