- Этим богам тоже нужно, чтобы в них кто-то верил, - ответила тогда Аша. - Им нравится, когда что-то горит, как тела повешенных. Я видела, себя сжигают ещё живые, чтобы было светло и ярко как никогда. Не знаю, зачем вам это нужно, но вы делаете такое с собой и кричите от радости. Слова не должны звучать так часто, в них слишком много смысла. Я не понимаю этого. Мне это не нравится. Ты умрёшь, Яса, сожжёшь себя, как и все, кто слабее огня.
- Нет, некоторые ушли туда, где светло, они теперь живут там. - Махнула обгоревшей рукой.
- А некоторые поджигали себя и всё кругом, только бы ярко, и больше и больше огня. Если я отвернусь, ты себя сожжёшь.
- Нет, я могу со всем справиться, я только посмотрю чуть-чуть на огонь, и от этого ничего не будет.
Аша забила в бубен, её голос походил на стоны умирающих тварей за порогом пещеры и Яса заткнула уши.
Огонь пришёл в самый тёмный час. Он упал из темноты сверху в темноту снизу. Первое, что они увидели - острая стрела, чертящая небосвод и за ней - абсолютная тишина. Всех звуков разом не стало, затихли даже призраки и их детские вечно зовущие за собой голоса. Прозрачные твари вдруг покрылись мутной пеленой, и сияющие во мраке ядовитые цветы угасли. Аша готова была поклясться, что слышала несколько глухих ударов, потом толчок. Обычно так случалось, когда что-то тяжёлое и древнее ворочалось в недрах земли. Но первозданных исполинов давно уже не видать.
А потом Он стал появляться тут и там. Первым знаком стало серое зарево на востоке, сначала оно пробивалось мутной пеленой, слабой и чуть живой. Аша думала, это пройдёт. Тьма пожрёт новое и гадкое, режущее глаза, и переварит. Тьма сделает из этого себе подобную тьму, и цветы снова примутся пульсировать в иссиня-зелёном ареоле, снова выйдет на охоту одинокое зверьё. Однако зарево не уходило.
Иногда оно вытягивалось аж до песчаников и хватало руками края грузных туч, подтягивалось следом, но что-то волокло его назад. В другой раз чуть живое билось блеклой полосой. Тогда Аша выходила на охоту как прежде и совершала старый ритуал. Но всё чаще небо становилось светлее и острее. Горели деревья, и повешенные на них тоже сгорали, их давно мёртвые глаза затягивало каменным бельмом. Даже мертвецы не привыкли к огню.
Часть племени ушла туда, где светло, говорят, теперь они охотятся там иначе. Говорят, теперь они всё время жарят пищу и ещё - боятся темноты. Другие тоже разводили костры, но не могли удержаться и поджигали себя сами, и даже уже не кричали, боль они со временем переставали чувствовать. Им нужен был огонь, ещё ближе, ещё жарче. Их глаза не отмирали, их глаза глядели жадно, и пламя плясало в широких зрачках.
Раньше Аша всегда отворачивалась. Она не могла долго выносить эту мельтешащую резь. Древние письмена подземных стен погасли, они больше не шептали призывов найти рог Непрощённых. Статуи с крыльями-лезвиями заворачивались в них и не разевали голодные рты на входящих в лабиринты.
Темнота отворачивалась, ворчала и отступала всё дальше.
Аша только раз видела беременную Старуху, которая смеялась, та тоже уходила на запад, через безбрежные моря, к вечным ледникам. Как говорили, там засыпают пожирающие себя змеи, и кутается в скалы Зодчий. Её род уходит в темноту, другие в свет - этих меньше. Но были и третьи, сжигающие себя.
Аша хотела напиться чужой крови, но даже кровь пойманного зверя оказалась частично красной и она долго плевалась и кашляла.
Яса проснулась связанной и зашлась ругаться, проклятия одно за другим срывались с языка. Сначала угрожала, билась в путах, потом плакала и просилась её отпустить.
- Мне совсем чуть-чуть, - говорила жалобно. - Ничего не случится, мне нужно только согреться. Тут так холодно и темно.
- Посмотри на белые шары, - говорила Аша, - их хватает.
- Нет! - Яса продолжала биться. - Здесь совсем темно, я же ничего не вижу!
Но Аша видела: все шрамы от ожогов, кожа "сестры по первой крови" густо усеяна ими. Некоторые уже зажили, другие въелись в тело навсегда.
В ту ночь они слышали плач в ночи, Жнец завлекал своих жертв. Но какой дурак откликнется на плач, разве что любители света, не знающие тьмы? Каркали вслед за ним вороны, с их клювов стекала вязкая и чёрная кровь. Эти ещё не предали своё племя, не лишились глаз и не оставили всё для иного.
- Это моё! - продолжала Яса всё неистовее. - Я не хочу твоей темноты, мне не нужен твой холод! Всё равно, о чём я раньше тебя просила. Забирай себе все свои клятвы, только меня отпусти.
- На тебе одни волдыри, - отвечала бесцветно Аша из темноты.
Яса слышала только её шаги.
- Но это мои волдыри, только мои! Оставь меня!
- Так, значит? - голос раздался с совсем другой стороны, Яса даже не успевала головой крутить.
Плач Жнеца усиливался, затем тот заклокотал, глотая что-то большое.
- Значит так? - в голосе урчала угроза, неотличимая от клёкота Жнеца. - Хорошо.