Читаем И будем живы полностью

«Урал», завизжав тормозными колодками, клюнул носом вперед и осел на рессорах. Вылетевший из штабеля «Шмель» стукнул Пушного под коленки, и тот повис, зацепившись рукой за верхушку переднего борта.

Блокпост. Наш блокпост!

Бледный, вцепившийся побелевшими руками в скамейку НШ остановившимися глазами смотрел на ящик у своих ног. За недолгие секунды этой бешеной гонки под пулями он успел так вспотеть, будто пробежал хороший марш-бросок с полной выкладкой. Со своего места в глубине кузова он не мог никуда стрелять, не опасаясь зацепить омоновцев. И, к счастью, не стал этого делать. Так что участь его была незавидной: бездействуя и глядя на прыгающие перед лицом ящики со смертью, ждать, чем все это закончится, Он был профессиональным военным и хорошо знал вес взрывчатки в каждом из лежащих в ящиках «изделий». Продолжая свою умственную гимнастику, за несколько секунд до обстрела он уже пытался приплюсовать к общей сумме вес зарядов к РПГ. И сейчас, как будто это было действительно очень важно, судорожно пытался вспомнить, на какой же цифре он остановился.

— Пятьдесят шесть. Да, пятьдесят шесть, — произнес он вслух.

— Чего пятьдесят шесть? Боевиков? — медленно остывая и потряхивая звенящей головой, недоуменно спросил Волчок.

— Пятьдесят шесть килограммов тротила. Это без «Мух» и «Шмелей». Пятьдесят шесть!

<p>Магадан</p>

Серый рассеянный свет. Серые стены. Серые одеяла. Серые нездоровые тела. Серые дни. Серые мысли.

Теперь Князь хорошо понимал, почему люди из СИЗО так рвутся поскорей попасть в зону, пусть даже ценой тяжкого приговора. В зоне — закрытая, но жизнь. Короткие, но перемещения. Отряд — промзона — столовая — промзона — отряд. А здесь на двадцати квадратных метрах сосредоточено все. И вонючие, несмотря на все дезинфекции, матрацы на двухъярусных железных шконках{Шконка — койка (жарг.)}. И исцарапанный, впитавший в себя запахи немудреной зэковской пищи да прокисших тряпок, стол. И отгороженная лишь тонкой переборкой сбоку, но открытая спереди и сверху «параша». Благо хоть вонючие бачки тридцатых годов в свое время заменили на обычные унитазы армейского образца.

Романтика…

Князь скосил глаза к окну. У пыльного стекла, закрытого «намордником» — своеобразными жалюзи из толстых стальных полос, разглядывая в узкие щели кусочек белесого неба, блестел потными сутулыми плечами Ватин. Его бывший кореш и наставник. Тот, кто когда-то объяснял им с Чудиком законы «правильной» жизни. Тот, кто регулярно подбрасывал им идеи и клиентуру, а потом охотно принимал свою долю «заработанных» бабок. Ватин и сейчас не оставлял надежды «поправить» свихнувшегося, по его понятиям, отгородившегося от него стеной молчаливого отчуждения Князя. Он регулярно подкатывал к Саньке с разговорами о воле, о делах оставшихся на свободе корешков, о будущих планах и перспективах.

Но у Князя после того черного дня, когда вызвавший его в кабинет «кума» Виталич рассказал о судьбе Чудика, все внутри словно застыло. Или, наоборот, выгорело. Дотла. До окалины. Осталась угольно-черная, беспросветная, мрачная пустота. И шепелявый голос Ватина, который раньше смешил его (удивительно похож был на голос карманника Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя»), и его бегающие, беспокойные глазки, и лживо-участливое лицо теперь только невыносимо раздражали. Как гнусение комара над ухом в ночной тишине. Как чесоточный зуд.

Все осточертело. Все.

Хоть на день бы вырваться отсюда. Хоть в зону, хоть к черту в зубы.

Но Саньку в зону не отправят. Какой смысл возить туда-сюда человека, которому оставалось отсидеть всего ничего. Смешной срок, тихая зависть сокамерников. Адвокат был прав. Судья влепил ему шесть месяцев — законный максимум за «самоуправство», только для того чтобы оправдать двухмесячное содержание Князя в СИЗО по ходу судебной волокиты. Что ж, поделом. Не хватило у него, у дурака, ума тихо-мирно сидеть в родном городе на подписке о невыезде да скармливать своим ненасытным защитничкам деньги, заработанные мордобоем на разборках. Свободы захотелось. Свежего ветерка Находкинской бухты. Веселых гулек без неусыпных глаз убоповцев за спиной. Новых подвигов, на пару с Чудиком…

Эх, Чудик, Чудик…

Тяжелый, похожий на плоскую грушу язычок глазка проворачивается на своей оси практически бесшумно.

Лениво-внимательный глаз контролера пару-тройку секунд разглядывает равнодушно-презрительные лица, нейтральные позы арестантов, нехитрую обстановку камеры. Все ли в порядке, все ли спокойно?

Обитателям этой «хаты» нечего бояться. Они не затевают побега. Среди них нет особо крутых авторитетов. Народ подобрался довольно спокойный. А раз нет лишних конфликтов, то нет и причин опасаться внеочередного «шмона».

И дело, казалось бы, обычное. Контролер просто обязан регулярно посматривать в глазки, работа у него такая.

Но тесен тюремный мир. Замкнут. Любое отклонение от обычного порядка вызывает интерес. Любое мельчайшее событие дает пищу для бесконечных разговоров. А недостаток информации — для построения многочисленных, зачастую фантастических версий.

Перейти на страницу:

Похожие книги