Но, когда его пленный сверстник, сидя у колеса бэтээра и презрительно бросив: «Все равно мы вас всех добьем!» — стал играть в гордую молчанку, Мишка подошел к нему, наступил каблуком тяжелого ботинка на простреленное колено и спокойно сказал:
— Отвечай.
Парень застонал от боли, забил руками по земле, пытаясь вывернуться. Но, встретив Мишкин взгляд, он вдруг замолчал и как-то весь обмяк. Мишка убрал ногу. Комбат снова стал задавать вопросы. Парень монотонно, механически стал отвечать на них.
Второй боевик понял все сразу. Он спросил:
— Помолиться можно?
— После разговора.
— Хорошо. Я буду говорить, только потом не мучайте…
— Не будем.
Тогда, изучив карту боевиков и сопоставив ее данные с тем, что рассказали пленные, комбат, возглавивший остатки полка, принял единственно возможное решение. Он занял территорию завода, превратив ее в крепость под боком у врага и опорную базу для других российских частей. Ему пришлось выдержать град упреков со стороны командования, с маниакальным упорством гнавшего в уличные бои разобщенные и разнородные подразделения. Его обвиняли в трусости и невыполнении боевого приказа, обещали отдать под трибунал и расстрелять на месте. А он шаг за шагом, квартал за кварталом отжимал противника. И сумел добиться гораздо большего, чем многие другие участники штурма.
Но какой ценой!
Когда полк входил в Грозный, он был укомплектован едва ли наполовину. В бетонной ловушке погиб или был тяжело ранен каждый третий из начинавших штурм. А через два месяца боев, когда основную массу дудаевцев выбили из города, и полк разместился в комендатуре, в его самой многочисленной роте осталось двадцать три человека. Так что новоиспеченный командир полка теперь был единственным старшим офицером в части. Его заместитель получил четвертую, «капитанскую» звездочку две недели назад. Батальонами командовали старшие лейтенанты и даже один лейтенант, правда, кадровый, окончивший училище за полгода до начала войны. Что касается остальных офицерских должностей, то даже призванные из запаса и случайно уцелевшие «пиджаки»-двухгодичники были на вес золота: все же с мозгами люди да и боевого опыта за эти месяцы поднабрались. Впрочем, командование спешно пыталось исправить ситуацию, бросая в войска пополнение, присваивая офицерские звания прапорщикам, имевшим хотя бы среднее специальное образование.
«Бизнесмен», развернувший торговлю бензином на блокпосту, был из числа последних — бывший начальник вещевого склада. Воевал он в самые тяжкие дни неплохо. И, надев лейтенантские погоны, остался в должности ротного, которую без особого энтузиазма был вынужден принять, так как в этом подразделении остались только одни пацаны-срочники. Но прежних замашек своих не бросил. Ну и что с ним делать? Расстрелять перед строем? А толку-то? Разве этим напугаешь прошедших через такую бойню людей? Да и потом: какие расстрелы, какие законы военного времени? Это же не война. Это — просто операция по ликвидации незаконных вооруженных формирований… Передать его военной прокуратуре? Вряд ли дело даже дойдет до трибунала. Извернется, как уж, даст на лапу кому нужно — и выскочит. Зато командира, как только пройдет информация об этом инциденте, снимут с полка за развал дисциплины и мародерство подчиненных. Это железно. Так что все известно наперед. Сегодня вечером он за этого прапора в лейтенантских погонах вздрючит командира первого батальона. Молодой и резкий комбат-один обязательно набьет торгашу морду и пообещает пристрелить под шумок первой же боевой операции. Тот будет клясться и божиться, что омоновцы все не так поняли, что он не для себя, а для полка старался. Ненадолго притихнет, а потом с еще большей осторожностью примется за свое. И будет дальше отважно воевать и нахально воровать. Пока не погибнет c честью, или не сгорит на своих махинациях. А может быть, и карьеру сделает… Такой при наших порядках может далеко пойти.
Так что же сказать менту?
— Ну и что ты предлагаешь с ним сделать?
— Ты — командир, ты и думай. Мне без разницы. Тебе за него отдуваться, в случае чего. А если он еще раз под нас попытается закосить, мы ему и без твоей санкции хлебало начистим.
Неделю уже работали вместе. Но в первый раз за это время лицо «полкана» осветила угрюмоватая, но все же человеческая улыбка.
— Ладно. Разберусь… Кстати, ты как-то просил поподробней о здешней обстановке рассказать. Хочешь посмотреть, как наши «верховные переговорщики» в феврале Дудаева из ловушки под Черноречьем выпустили?
— Ка-ак это?
— А вот так! У меня и карта с той обстановкой сохранилась…
Да… Что же это за война такая?