И ад следовал за ним: Выстрел

Встречались на явке в Монтре, дружили закадычно. «Монтре-Палас», где жил Набоков, его я впервые прочитал в английской тюрьме, царство ей за это небесное. В гимназиях не обучались, не до книжонок было в монастырской школе. И только тогда узнал, что он с женой радовался жизни в «Монтре-Паласе» целых пятнадцать лет. Кара не умел водить и учиться не хотел, на машинке не печатал, ловил себе бабочек в свободное время и пописывал романы. Если бы не Верочка, носившая за ним книги на лекции… Если бы знать! Заскочить бы с Челюстью к великому писателю: «Здравствуйте, Владимир Владимирович! Здравствуйте, лучезарная жена Верочка! Мы только что с явки. Объясните, пожалуйста, что такое счастье?» Что бы он ответил? Выгнал? Ни в коем случае! Шпионаж его интриговал, не случайно он написал «Соглядатая». Кстати, Челюсть знал наизусть «Евгешу Онегина», мог бы почитать и прокомментировать.

Об Интеллидженс Сервис сраной. Покойный отец, наивный человек, дитя ГУЛАГА (в смысле — начальник лагеречка в Сибири, где мы жили не тужили) при упоминании названия британской разведки всегда многозначительно тянул палец к небу: интеллигентная![18] Откуда было знать, что интеллидженс и интеллигенция, что коровья лепешка и дикая роза. Думал, они другие, чем мы, грешные. Увидел бы папаша, как эти вшивые интеллигенты крутили Алика в тюрьме, как незаметно били поддых, как интеллигентно давали в морду…

Спал ли я, бредил ли, проваливался ли в пропасть в рвущихся об уступы штанах арлекина, но вдруг почувствовал, что на меня навалились, горло внезапно сломалось, заскрипело в железных тисках, я силился освободиться, убежать, я хотел жить, я разлепил глаза и увидел себя, веселого, подшофе, в синем стриповом костюме.

В льняной мятой кепке Cino Ferrari, шикарной в своем несоответствии моменту.

Тут я совсем задергался и обрел себя.

Прошло десять минут, где же хмырь Артур?

Сейчас бы контрастный душ, последнюю модель «Жилета».

Синюшная выбритость до последней, вшивой волосинки. Ошеломляющий парфюм «Eternity», душный и сладкий, как подмышка турецкой княжны, которую за борт или еще куда. От нечего делать вставил в кассетник Вагнера, его я полюбил на всю жизнь и готов был жить в Байрейте хоть на могиле великого гения, проверять билеты в качестве контролера на знаменитом фестивале, лишь бы постоянно слышать его «Кольцо Нибелунгов».

Правда, сложными путями я шел к безумному Рихарду: ведь папа с мамой не учили музыкальной грамоте, и я все жаждал найти сюжет с ревнивым Отелло или подыхающей Травиатой.

Красотки, красотки, красотки кабаре.

— Какой пгиятный этот день, когда в сей дегевенский сень пгосыпалась бель Татиана! — пел мсье Трико.

Артур, наконец, показался на лестнице, шел он торжественно, словно собирался пригласить меня на вручение ордена Подвязки из рук Ее Величества королевы.

— Извините, что я задержался, прошу сюда!

Именно в этот момент я почувствовал потребность посетить туалет, в последние годы подобные желания наваливались на меня совершенно неожиданно и в самые неподходящие моменты. К счастью, в тот момент я не присутствовал на дипломатическом приеме и не подносил президенту дары в виде набора перстней, иначе мое положение выглядело бы совсем безвыходным. Но я зашел и почти тут же вышел, и вообще не стал бы об этом упоминать, если бы за спиной не раздался грохот и кусок обвалившегося потолка не взорвался у меня за спиной, прыснув на брюки и ботинки. На потолке в водяных разводах чернела вполне внушительная впадина, почему это событие оказалось приуроченным к моему визиту в этот дом, я так и не осознал.

— Это у вас всегда так, Артур? — обратился я к вечному студенту, тоже смущенному происшедшим.

— Досадная случайность, Алекс, дома стареют вместе с людьми, не стоит нервничать из-за пустяков…

— Ничего себе пустячок, — слабо ухмыльнулся я.

— Извините, сэр, — выдавил он, словно алкал прощения за все свои грехи на грешной земле.

Зияющая задница шимпанзе зажглась, как одинокая звезда, открыв мне путь в ящичек Пандоры.

Я вошел в соседнюю комнату, где, помимо разношерстной мебели с безделушками, высилась китайская ширма, отделанная камнями из нефрита. Я еще раз огляделся вокруг, ожидая увидеть то ли величественного Сфинкса из Гизы, то ли, на худой конец, лично Несостоявшегося Ксендза в застиранной гимнастерке, допрашивавшего Каннегиссера, убийцу вождя Петроградской ЧК Моисея Урицкого.

— Прошу садиться, дорогой Алекс, и извините меня за весь этот маскарад, — раздался глуховатый голос из-за ширмы. — Не угодно ли чаю или кофе? Только прошу вас не заглядывать за ширму…

— Уж не скелет ли там? — по инерции сострил я, ощущая себя скалящим зубы Ларошфуко.

— Вот бы вы удивились, если бы оказались правы.