i abe4dc52fd6b0e67

   По взгляду я понял, что он тоже знает эти слова (Пуришкевич - Плеханову, в сочинениях дедушки Ленина об этом вряд ли прочтёшь!), но что-то во взгляде меня напугало. Я понял: он стал слишком взрослым. Всего на секунду, но стал. Это плохо: ещё Бертран Рассел заметил, что развитие одарённых личностей, энциклопедистов, как и он сам, требует периода детства, в течение которого они не испытывают совсем никакого давления, побуждающего их следовать установленным догмам, времени, когда ребёнок может развивать свои собственные интересы и следовать им, какими бы необычными и странными они ни казались.

   Мало того: узнал я об этом из книги по биологии, написанной физиком! Разум одарённого человека сохраняет эту детскую открытость к истине, какой бы необычной и странной она ни казалась другому.

  -- С тобой интересно, - сказал наконец он, - И очень опасно.

   Опять этот взрослый, забитый заботами взгляд!

  -- Впрочем, всё что могло мне навредить, я уже сделал. Только давай сразу определимся: то что до войны я был против войны, не значит что когда-либо я был за вас.

  -- Ты сказал "до войны"? - удивился я.

  -- Сейчас быть против войны уже не значит быть против Истины.

   Он улыбнулся. Свободно и хищно, мол я говорил, а не верить мне - ваше исконное право. Потом он махнул мне "пойдём!", и пошёл по тропе, у которой я видел мольберт. Подойдя, он поспешно собрал его, но...

   Иногда для того чтоб увидеть, не нужно разглядывать. Там, на холсте, было раннее утро. Лучи едва вставшего солнца так буйно рвались разбудить эту чащу, что мне захотелось ТУДА. Незаконченный холст был шедевром уже в этом виде. Без скидки на возраст художника, зрелый отточенный стиль!

  -- Где тебя выставляют во "Внешнем"? - по-нашему сразу спросил я.

  -- Во "Внешнем" уже не рисую: предки считают это баловством.

  -- А на ИЗО?

  -- По ИЗО у меня твёрдая тройка. Понимаешь, ну нет привычки "набрасывать" всё сразу. И тяп-ляп тоже не могу, а за 45 минут хорошо ничего не получится.

   Я с ним согласен: серьёзное дело - не только искусство - не любит поспешности. Не быстроты и сноровки, а именно спешки: нельзя делать хуже чем можешь, тем более в спешке всё выйдет и хуже, и медленней. Даже когда результат неизвестен, что часто бывает у нас, и когда он понятен лишь автору (как говорится, есть художник-анималист, маринист... а тот, чьё "искусство" "современное" - явно художник-морфинист).

  -- Всё равно я рисую... - подумав, сказал он, - Пишу. Не могу не писать.

   На минуту задумался, и процитировал:

   Малых ребяток

   Наставляет учитель добру и пути,

   А людей возмужавших - поэты.

   О прекрасном должны мы всегда говорить.

  -- Те самые "Лягушки" Аристофана, "квакс, квакс, брекекекс" из которых Толстой упомянул в "Буратино"? - спросил я.

  -- Ты и этим интересуешься? - удивился "монах".

  -- Не я. Один из нас.

  -- И ты так принимаешь его увлечения?

  -- А ты нет? Твой друг, увидав как ты пишешь картину, играет навеянную тобой музыку. Кто-то, услышав мелодию, пишет рассказ. Ты же, читая рассказ и услышав мелодию, пишешь картину. Вы пишете вместе.

   Он понял! Он весь засиял, но ведь я не открыл ему истину: он это чувствовал и до меня (и пожалуй, он чувствовал ярче), но я сформулировал.

   Вдруг он поставил мольберт и невидимой кистью нанёс пару лёгких штрихов, на минуту задумался, и соглашаясь, кивнул (как знакомо: он видел их, а "зафиксировать" можно в другой обстановке). Потом улыбнулся:

  -- Позволишь взглянуть на машину? Люблю я их, даже умею водить...

   Не дойдя до машины, он как-то внезапно отстал. Обернувшись, я понял что "броник" изящен: недавно я видел приют живописца как схему, теперь же художник глядел на машину, как будто она была в рамке. Такой взгляд художника - высшая похвала для дизайнера.

   Налюбовавшись, он влез на сидение справа: "Прокатишь?". Я сел и привычным движением вставил в колодку в свой пульт (А механик-то должен испытывать новый, со связью! Об этом я утром забыл...).

   Мы немного проехались. Он был в восторге:

  -- Здесь, у нас, всё высочайшего качества. В Кремле, наверное, сделано хуже! Но твой броневик... Они превзошли даже сами себя!

  -- Не превзошли. Он построен у нас.

   "Монах" потрогал клавиши, переключатели.

  -- Идеальная подгонка, - похвалил он, - А это что за тумблер?

   Он показал на внушительный тумблер, прикрученный скотчем в районе руля: жгут проводов "соплями" нырнул под "торпедо"; на верхнем ребре, на куске изоленты, ручкой написано: "Эксп.".

  -- Выключатель экспериментального оборудования.

  -- А что будет, если включить?

  -- Не знаю, не пробовал.

  -- А ты... вправе включать?

  -- Вправе-то вправе...

   Я взял микрофон и набрал номер пульта механика.

  -- Ты "мелкий броник" тестировал? - выпалил без предисловий.

  -- Чуть-чуть. Не считается.

   Значит - механик провёл испытания (кроме, конечно, ресурсных).