И.А. Гончаров

В понимании Гончарова как человека, его характера многие ошибались. Григорович, например, утверждал, что успех «Обыкновенной истории» и похвалы Белинского вскружили якобы Гончарову голову, чего вовсе не было. Совершенно ошибочное мнение о Гончарове сложилось у Тургенева. Гончаров встретился с Тургеневым у Белинского, когда уже вышла «Обыкновенная история». Едва познакомившись с ним, Тургенев, по словам Панаевой, объявил, что «со всех сторон «штудировал» Гончарова и пришел к заключению, что он в душе чиновник, что его кругозор ограничивается мелкими интересами, что в его натуре нет никаких порывов, что он совершенно доволен своим мизерным миром и его не интересуют никакие общественные вопросы, он даже как-то боится разговаривать о них, чтобы не потерять благонамеренность чиновника. Такой человек далеко не пойдет. Посмотрите, что он застрянет на первом своем произведении». Но, к счастью русской литературы, это предсказание Тургенева не оправдалось. Время (а «время — порядочный человек», как говорит итальянская поговорка) показало, какие порывы, какие образы и идеи жили в душе Гончарова, каким громадным талантом и любовью к творческому труду он был одарен.

Но были случаи, когда Гончаров показывал себя не с лучшей стороны. Белинский намерен был включить в задуманный им сборник «Левиафан» значительную часть «Обыкновенной истории» Гончарова, Но тот ответил отказом. «Сборник Белинского, — писал И. Панаев Н. X. Кетчеру 1 октября 1846 года, — не мог состояться… Господа здешние просто без церемоний объявили, что они не могут отдать Белинскому статей, обещанных ему (Достоевский, Гончаров и др.), ибо де они — люди бедные, и им нужны деньги сейчас, а от Белинского они имеют еще только отдаленные надежды на деньги».

Неверный шаг сделал Гончаров и в другом случае. Дав согласие печататься в «Современнике», он затем стал колебаться, впал в расчетливость и намерен был отдать свой роман Краевскому.

Поведение Гончарова сильно возмутило Белинского. Под впечатлением этого и, возможно, какого-то другого случая он написал В. Боткину письмо, в котором высказал весьма нелестное мнение о поступке Гончарова.

Однако спокойно разобравшись в деле, Некрасов и Белинский не порвали с Гончаровым. Некрасов купил у него «Обыкновенную историю» и еще другую повесть [84], предложив ему те же деньги, что и Краевский.

Версия о том, что под конец якобы между Белинским и Гончаровым обозначилось охлаждение, не основательна. Невыгодное мнение Белинского о характере Гончарова, высказанное однажды Боткину, вряд ли могло поколебать его в целом положительное отношение к Гончарову как художнику.

Дружественные отношения в дальнейшем были и между Некрасовым и Гончаровым.

В конце 1847 года и в 1848 году Гончаров уже не имел возможности по-прежнему часто встречаться с Белинским вследствие его тяжелой болезни. Но в своих письмах, относящихся к этому периоду, Гончаров неизменно говорил о Белинском в дружественном тоне.

24 июня 1847 года, когда Белинский находился за границей, Гончаров пишет проникнутое искренней теплотой и дружественностью письмо Белинскому и Тургеневу, в котором говорится: «Все почитатели Ваши, Виссарион Григорьевич, с радостью, и я в том числе, разумеется, услышали об улучшении Вашего здоровья, и все хором взываем к Вам: возвращайтесь скорей. Baша последняя статья, Иван Сергеевич, произвела furore, только не между читающей чернью, а между порядочными людьми: что за прелесть!

Скоро ли вернетесь?» [85]

Тот факт, что письмо являлось припиской к письму Некрасова в Зальцбрунн, где в то время лечился Белинский, позволяет видеть в нем ценный штришок дружеских отношений и к Белинскому, и к Тургеневу, и к Некрасову.

Позднее в письме к Ю. Д. Ефремовой от 25 октября 1847 года Гончаров замечал: «Мы ожидаем теперь много хорошего от Белинского: он воротился здоровее и бодрее — только надолго ли, бог весть. Но ведь и прогулка за границу, между прочим в Париж, много помогла ему. Он уже что-то пишет к следующей книжке».

Несколько черт в облике Гончарова раскрывают нам взаимоотношения его, в частности, с И. Панаевым.

Когда Панаев, используя свое влияние как соиздателя, оттеснил своей повестью «Родственники» «Обыкновенную историю» из первого номера возобновленного «Современника», он этим задел самолюбие автора. После этого случая их отношения были не очень сердечными и не вполне искренними. За глаза они говорили друг о друге в ироническом тоне. Гончаров не видел у Панаева ни капли беллетристического таланта. Панаев же при каждом удобном случае, чтобы уязвить Гончарова, подшучивал над его попытками скрыть от посторонних глаз свое обостренное самолюбие.

Так, в феврале 1847 года он, между прочим, писал И. С. Тургеневу: «И. А. Гончаров сияет, читая свои корректуры, и дрожит от восторга, стараясь в то же время прикинуться совершенно равнодушным».

В этих словах Панаева есть капелька «приятельского яда».