Зачем скрывать волнение и тревоги? Я иду на встречу с врагами. Должна сыграть роль насмерть перепуганной дурочки-землянки. Так почему бы мне не трястись как осиновый лист?
Разве это не придаст нашей встрече правдоподобия? Не убедит Клейлисов и Рорри в том, что я готова к любой сделке и ради собственной безопасности пойду на любые жертвы.
Ближе к вечеру приехал посыльный из полиции – крупный, плечистый шатен, с фиолетовыми глазами, на удивление прямо в тон формы, и родинкой на самой переносице. Он ворвался ко мне в комнату без стука и до смерти перепугал Захрама с Нимайей.
Дворецкий и служанка заскочили следом, наперебой объясняя, что собирались сообщить о посетителе, но он опередил их на лестнице и возле дверей ждать не стал – вошел без доклада.
Я успокоила Нимайю и Захрама натянутой улыбкой. Настоящую вымучить не удалось – нервы сдали окончательно. В груди гулко бухало, холод опустился в желудок, ледяная волна то и дело пробегала вдоль позвоночника.
– Все хорошо, ступайте. Я разберусь, – я посмотрела на Захрама, на Нимайю – они поклонились и вышли вон.
Не размениваясь на представление, посыльный сделал красивый, приветственный поклон, поздоровался по форме и всучил мне синюю деревянную шкатулку, похожую на ту, где хранят драгоценности. Я отщелкнула магнитный замок и обнаружила целую пригоршню круглых видеофонов, с половину булавочной головки размером. Округлые серебристые устройства лежали на фиолетовой тканной подкладке, и ярко поблескивали на свету.
В душу немедленно закрались сомнения, страхи. Как я спрячу такие сверкающие штуки?
Под украшения их не замаскируешь – слишком просто выглядят, скорее уж похожи на все те же забытые рассеянной портнихой булавки. Под одеждой будут топорщиться – не сильно, но заметно. Не идти же на встречу «в пупырышках».
Не успела толком расстроиться, курьер, пояснил:
– Не беспокойтесь. Наклейте видеокамеры по инструкции, и они поменяются внешне. Не сомневайтесь, сами не найдете.
Я с недоверием посмотрела на приборы, на полицейского и снова на приборы. Он широко улыбнулся, не хуже иной фотомодели, взял две камеры, плюнул на них и приложил к груди. Устройства исчезли в мгновение ока. Я подошла, присмотрелась поближе, но так и не смогла определить – где же они блестели всего секунду назад.
Полицейский, кажется, тоже перестал замечать камеры. Снова плюнул на ладони, провел ими по мундиру и как фокусник продемонстрировал два сверкающих овала. Вытащил из кармана упаковку антибактериальных салфеток, протел камеры и вернул в шкатулку.
– Приятного вечера госпожа Елисса Саркатта.
Поклонился и стремительно покинул комнату.
Я убрала шкатулку в прикроватный ящик – он прятался под матрасом. Я обнаружила тайник случайно. Спросони нащупала выступ на гладком пластиковом каркасе постели, и ящик выскочил наружу.
Стоило закрыть его, как пикнул компьютер, сообщая о принятом письме.
Из полиции пришла инструкция – как пользоваться мини-камерами. Она появилась громадным значком на виртуальном экране. Я кликнула на мельранскую заглавную букву, и внимательно пробежала глазами полстранички текста. Слава богу, на общегалактическом.
Фуф. Вроде ничего сложного.
Меня предупреждали, что камеры нельзя мочить, иначе отвалятся, нельзя перегревать – пропадет «маскировка», зато смело можно бить и охлаждать до любой температуры.
Вроде бы просто. Купаться с приборами я не собираюсь, прыгать через костер тоже – должны сработать как часы.
В конце инструкции добавлялось: с помощью какого-то особого излучения, камеры «видят» вокруг себя почти на триста шестьдесят градусов. Заботиться о фокусе не нужно, главное, чтобы преступники хоть словом, хоть полсловом себя выдали.
Что ж… приложу все усилия… Дожить бы только до завтра…
Время тянулось медленно. Минута капала за минутой – лениво, неспешно, как густая сосновая смола.
Чтобы совсем не сойти с ума, я связалась с Мелиндой. Подруга чувствовала себя отлично и просто фонтанировала радостью. Пару часов назад Фаскраф снова проверил состояние ребенка и сообщил, что малыш вне опасности, развивается правильно и с нужной скоростью. Вынашивать его предстоит не девять месяцев, а только шесть. И тяжелыми считаются лишь первые два.
Мелинда восторженно щебетала о том, как она счастлива, как ждет не дождется момента, когда возьмет сынишку на руки, прижмет к груди. Наконец-то Фаскраф сообщил подруге пол ребенка!
Галлиас заходил к Мелинде, хотел еще раз поговорить, но она выгнала звездного принца, и очень этим гордилась. Кажется, подруга боролась с собой, в глубине души очень хотела снова принять, поверить. Все-таки, Галлиас обеспечил их с малышом и содержанием и титулом. Но хорошая память и благоразумие возобладали над эмоциями. Мелинда выгнала Галлиаса снова и, пользуясь новыми привилегиями наследницы Саркатта, потребовала, чтобы больше его к ней не пускали.
Я так и не поняла – как решили сотрудники больницы противоречие между пожеланиями одного титулованного Саркатты и другого. Но Мелинде пообещали, что Галлиас больше ее не потревожит.