i 210de1b8c36208e1

— Матрас? — она повернулась на бок и подвинулась ближе. — Почему мы здесь, Люк?

— Потому что ты настояла на том, чтобы я сделал это лично. Хотя на Четвертое июля

есть миллион других вещей, которыми я предпочел бы заняться, — ею, например. Он не

мог поверить, что они нашли открытый магазин матрасов в праздник, но потом он

предположил, что именно поэтому отцы­основатели​

[2] и начали революцию против этих

британских придурков​

[3]​

. За право продавать матрасы в любой чертов день в году, когда

им захочется.

— Нет, почему ты покупаешь новый матрас? Я спала на том другом, и он вроде в

порядке.

Его взгляд скользнул по магазину, который был пуст, за исключением одинокого

продавца, тайно поглядывающего на н

их в

о

жидании малейшего п

оощрения, чтобы начать

свою болтовню. Люк размышлял, как бы выразиться поделикатнее, но затем решил, что

всегда говорящая все прямо Кинси сможет справиться с чем угодно.

— Именно на той кровати моя б

ывшая ж

ена н

есколько месяцев трахала моего бывшего

друга.

Ее глаза светились пониманием, когда она легла на локоть.

— Ты об этом знал или, эм, ​

знал​

?

Ох, он точно знал.

— Во всем “Костко”​

[4] не хватит отбеливателя, чтобы стереть эту картинку из моих

глаз.

И как будто то, что его жена и ее м

ужчина­шлюха т

рахались, как к

ролики, уже с

амо п

о

себе не было у

жасно, и

м надо было заниматься э

тим в д

оме Люка. В

к

ровати, к

оторую они

с Лизой купили вместе, когда поженились. Тогда его жизнь была полна планов: он

подарит Лизе ребенка на этой кровати, она будет кормить грудью их детей на этой

кровати, они построят хорошую жизнь в этой кровати.

— Так это было больше года назад, — голос Кинси разрушил его пузырь страдания.

— Верно.

— И ты все время спал в этой кровати?

— Нет, я сплю на диване, — когда она собралась что­то сказать, Люк пояснил: — Не

волнуйся, я меняю простыни каждые несколько недель. Ты не спала на настоящем месте

преступления.

Он не был настолько повернутым, чтобы сохранять постельное белье, как какое­то

святилище для склонного к изменам сердца его бывшей жены. Но с другой стороны, он

оставил все в комнате таким, каким оно было. Мебель, которую она выбирала, бледно­голубую краску на стенах, шелковые шторы, до которых ему не позволялось

дотрагиваться испачканными дымом пальцами.

И потом были и другие вещи, которые ему были запрещены.

Сначала помойся, Люк. Ты же знаешь, я не могу спать с тобой, когда ты такой

грязный.