В этом утверждении есть доля истины, особенно если мы, как это часто делают теоретики мальтузианской ловушки, сосредоточим наше внимание на потреблении энергии на душу населения. Очевидно, что с появлением ископаемого топлива и других видов энергии, субсидирующих производство, транспорт и другие виды использования, эта метрика действительно демонстрирует значительные изменения после 1800 года. Однако представление о мальтузианской ловушке кажется преувеличенным. Недавние исследования обществ доиндустриального комплекса выявили исторические эпизоды заметного экономического развития, не связанные с индустриализацией, которые включали растущую коммерциализацию, увеличение производства и повышение материального уровня жизни - все это указывает на реальный экономический рост. Например, Кеннет Померанц (2000) выделяет регионы позднеимперского Китая, которые были гораздо более экономически развитыми, чем европейские регионы раннего Нового времени, а Джек Голдстоун (2002) выявляет эпизоды экономического "расцвета" за пределами Европы, в том числе в классических Афинах и китайской династии Цин с 1680 по 1780 год. Роберт Аллен (2001) и другие историки экономики обнаружили свидетельства роста доходов и уровня жизни в Англии, начиная с XVI века, задолго до Великого расхождения.
Но как можно добиться изменений от того, что Роберт Лопес (1976: 56) называет "аграрным равновесием", к состоянию "коммерческой неугомонности", кроме как в условиях технологической современности? В этой главе я предлагаю один из возможных объясняющих факторов: институциональное строительство для коллективных действий в государственном строительстве. Я могу предложить это только потому, что важной целью сравнительной работы, о которой рассказывается в этой книге, было построение расширенной теории коллективных действий, включающей в анализ множество контекстуальных переменных, в том числе географию, демографию, агроэкологию и такие экономические переменные, как коммерческая деятельность и материальный уровень жизни. На основе этих данных я могу связать коллективные действия и их разнообразные следствия (общественные блага, эффективные системы управления, униформистская народная теория сознания и связанные с ней культурные модели) с растущей коммерциализацией, повышением материального уровня жизни, ростом населения - в том числе относительным увеличением городского населения - и интенсификацией производства. Таковы элементы совместного причинно-следственного процесса, которые, как я предполагаю, одновременно разжигаются коллективными действиями (часто, как представляется, в качестве непредвиденных результатов этих действий) и в то же время обеспечивают прочную финансовую основу для покрытия значительных расходов на создание и поддержание институционального капитала для сотрудничества.
Коактивный причинно-следственный процесс в Европе раннего Нового времени
В главе 11 я описал социальные и культурные изменения, которые предшествовали возникновению европейского модерна: падение власти аристократии и монархического правления и рост демократических обществ, новые теории волевого "я", укорененного в материальном и социальном мире, изменение представлений о роли коммерции в обществе, растущее понимание повседневной жизни и роли простого человека. Эти изменения происходили в рамках совместного причинно-следственного процесса, который начался в эпоху позднего Средневековья и раннего Нового времени в Европе, особенно после 1500 года н. э., в первую очередь в том, что Фернан Бродель (1979, vol. 2: 280) назвал "сердцем Европы", в ее северо-западной части, особенно в низких странах и Англии, на последней из которых я сосредоточил свое внимание. Другие европейские регионы иллюстрируют процесс совместного действия в меньшей степени или гораздо позже, чем "сердце"; например, во Франции феодальная манориальная система сохранялась дольше, и, соответственно, крестьянство, чей социальный статус и экономическая роль выросли в Англии, оставалось относительно социально, экономически и культурно маргинализированным. А в Восточной Европе в период после 1400 г. н. э. произошло усиление феодального принудительного контроля над крестьянским трудом, получившее название "Второе крепостное право".