Hate You (СИ)

И без того натянутые нервы начинают трещать напряжением. Вот за это я ненавижу ложь: из одной следует другая, потом еще одна, и в итоге уже сам не замечаешь, как приходится обманывать всех. Джексон тоже хорош. Ему же двадцать четыре. Какого черта он посвящает в наши дела свою мать?

— Мама, я приезжаю к вам, чтобы иметь возможность передохнуть от дел, которыми загружена в университете. Если бы я знала, что из-за парочки бутербродов ты устроишь мне допрос с пристрастием, я бы осталась ночевать в кампусе.

— Очевидно, ты и правда устала, — сухо замечает она. — Думаю, тебе стоит записаться на консультацию к доктору Кан. Пара сеансов снимут твою раздражительность.

Я вздыхаю. Психотерапевт в моей проблеме мне точно не поможет.

— Я просто хочу прогуляться. На ужин меня с папой можете не ждать.

Мама что-то говорит мне в спину, но я делаю вид, что ее не слышу, и покидаю дом. Путь до озера занимает около двадцати минут, но сейчас прогулка в тишине расслабления не приносит. Я пребываю в стойком неудовлетворении собой. Вру близким и раздражаюсь на них, не могу заниматься привычными делами, теряю жизненные ориентиры, и ничего не могу с этим сделать. Стоит мне подумать, что я все для себя решила, как вижу Тэхёна — и думаю совершенно по-другому. Он как спортивный костюм — не сковывает движений, в нем уютно и комфортно, и когда ты в нем, то мысль об узких дизайнерских брюках не вызывает ничего кроме неприязни. Но я никак не могу решить — нравлюсь ли я себе в этом костюме, потому что со стилем в одежде я вроде как давно определилась.

— Привет, — Тэхён поднимается с земли и окидывает меня неторопливым взглядом. — Джинсы? Тебе идет.

— Было бы забавно прийти к озеру на каблуках, — не удерживаюсь от улыбки.

— Помнится, как-то раз ты пришла.

— О чем ты? Когда?

— Когда тебе было десять. На тебе было праздничное платье и каблуки, и мне всю дорогу приходилось придерживать тебя за руку, чтобы ты не подвернула ногу.

И я вдруг вспоминаю их: мои первые туфли на каблуке. Мама привезла их из очередного шоппинг тура вместе с платьем, которое я должна была надеть на Рождество. Я была так одержима тем, чтобы произвести впечатление на Тэхёна, и казалась себе такой взрослой и красивой в новом наряде, что мне не терпелось поскорее его продемонстрировать.

— Надеюсь, я по-крайней мере тебя повеселила. Я думала, что выгляжу красивой в твоих глазах.

Тэхён улыбается, но его глаза остаются серьезными, отчего сердце вновь предает меня, начиная колотиться быстрее, а грудь заливает теплом.

— Ты выглядела прекрасно, Лиса. Можешь не сомневаться.

— Я принесла бутерброды, — поборов внезапный приступ смущения, я неловко протягиваю Тэхёну пакет. — Надеюсь, ты любишь их.

— Приготовила домработница? — он забирает его у меня и садится на покрывало.

— Нет. Я сделала их сама.

Тэхён бросает на меня быстрый взгляд, после чего ныряет рукой в пакет и достает оттуда один из бутербродов. Только сейчас я замечаю, как неровно нарезан хлеб и какие толстые ломтями нарублен сыр.

— Я не сильна в готовке, поэтому если тебе не понравится, можешь их не есть.

— Мне нравится, Лиса, и я обязательно их съем, — глаза Тэхёна смотрят в мои, смущение покидает меня и неожиданно становится хорошо. — Садись.

Я опускаюсь на плед рядом с ним, и Тэхён, отложив пакет в сторону, немедленно меня обнимает. В этом прикосновении нет ни намека на секс, но кожа все равно покрывается мурашками. Просто поразительно, что спустя тринадцать лет, мы снова находимся здесь вдвоем.

— Ты обещал мне рассказать, как ты жил.

— Что ты хочешь узнать?

— Хочу знать все.

Тэхён кладет руки себе на колени и смотрит под ноги. Молчание длится почти минуту, но я терпеливо жду, потому что знаю, что рано или поздно он начнет говорить.

— После того, как мы покинули ваш дом, мама сменила пять мест работы, пока не устроилась в одну семью. Платили хорошо, но ей было сложно туда добираться, потому что дом находился в элитном районе, а снимать квартиру поблизости мы не могли себе позволить. Хозяева предоставляли комнату для прислуги, но с условием, что Чахён будет жить в ней одна. Они были категорически против чужих детей в своем доме. Ей нужна была эта работа, и было решено отправить меня к дяде.

Тэхён замолкает и, сорвав травинку, начинает крутить ее в руках, а я молча слежу за движением его пальцев, мысленно умоляя его продолжать.

— Я прожил у него десять лет. Чахён проработала в том доме три года, а после решила вернуться в Канаду.

— Она не предложила тебе поехать с тобой?

— Возможно, она этого хотела. Перед ее отъездом они с дядей заперлись у него в кабинете, но в суть разговора меня не посвящали. А потом она уехала.

Злость и обида за Тэхёна начинают клокотать во мне. Чахён всегда относилась к нему не так, как он того заслуживал: постоянно срывалась из-за мелочей, и однажды я увидела, как она била его полотенцем. Может быть, и лучше, что она уехала. Нет, конечно, не лучше. Это ведь равносильно тому, что она его бросила.

— А дядя? Как он к тебе относился?

— Он относился ко мне хорошо. Благодаря ему я смог пойти учиться.

— Он дал тебе денег?