H2O

ГЛАВА II

Смешно — влюбиться после сорока. Ну, допустим, не совсем после сорока, а гораздо, гораздо раньше. Допустим, не совсем влюбиться, а так, позволить себе впустить в жизнь еще один компонент, одинаково несерьезный и важный, поставить светофильтр, который ничего по сути не меняет, но делает ее насыщенной, свежей, яркой. Как никогда.

Просыпаться с ощущением ясности и света: он есть, он здесь. Можно написать ему письмо, а можно поехать по делам в поселок и увидеть издалека. За два месяца без малейших усилий сжечь четыре сантиметра на талии. Чуть ли не каждый вечер бросаться на мужа со страстной смесью иллюзорной вины и благодарности за то, что он рядом, он настоящий, а наша проверенная любовь по всем параметрам выигрывает у той, смешной, придуманной. Но ежедневно ощущать колкую дрожь, открывая электронный ящик. Чувствовать себя счастливой, сочинив еще один предлог приблизиться, протянуть еще одну ниточку, реальную разве что в нашем воображении. Готовиться к встрече в реале, как к первому балу в шестнадцать лет. И с радостным удивлением осознавать: все хорошо, все именно так, как и должно быть, легко и весело, без напряжения и барьера, одна волна, взаимопонимание с полуслова. Потому что — любовь. Избавленная от обязательств и жертв, страстей и страданий, щедро сдобренная пьянящей, давно позабытой свободой.

Смешно, мы знаем. Мы согласны, чтоб оно было смешно.

Мы на все согласны, лишь бы убедить себя в том, что наша любовь — главная и единственная мотивация всех поступков, а то, другое — нечто вроде попутного транспорта, кстати попавшегося на дороге. Можно было обойтись без него, но так быстрее. Удобнее. Рискнуть, ощущая свое превосходство и неуязвимость. Использовать, а не быть использованной. Обмануть, обвести вокруг пальца. Взять реванш, в конце концов.

И вот это — по-настоящему глупо и смешно.

С утра над морем ходили серые тучи, снег стал мокрым и ноздреватым, как если бы, наконец, близко подобралась весна. Однако уже к полудню стало морозно и ясно, яркое небо прошивало воздух ледяными иглами зимнего солнца. Анна боялась за птенцов. Брать машину не стоило, офис расположен в двух шагах от «Колеса», однако не переносить же корзинку по морозу. Спрятала за пазуху, и редкие прохожие сворачивали шеи в сторону странноватой женщины с гордо торчащей единственной грудью пятого размера.

В «Колесе» было по-дневному свежо и пусто, разнокалиберные колеса висели неподвижно, словно циферблаты остановившихся часов: внутреннее время заведения еще не набрало оборотов, только-только начало готовиться к разгону. Странно, что они не назначили встречу вечером, когда реально и вправду сойти за случайных посетителей. Впрочем, и в прошлый раз было так же, и нас не покидало ощущение, что бармен за стойкой слышит каждое слово негромкого делового разговора. А может быть, это «Колесо» — вообще их точка, и весь персонал получает небольшую, но стабильную прибавку к жалованию. И даже скорее всего. Странно, что мы не догадались раньше.

А он, Олег, ходит сюда едва ли не каждый день. Дурачок. Привыкший к тому же считать себя свободным.

Службист сидел за самым дальним столиком, над его затылком зависло, как нимб, розовое колесо от детской коляски. Читал газету, развернув ее почти на весь стол и не поднимая головы, словно и не особенно переживал, придет ли кто-нибудь к нему на встречу. А ведь мы опаздываем уже на десять минут. Анна пересекла паб напрямик, не здороваясь с барменом, села напротив службиста, расстегнула пальто и поставила прямо на газету корзинку с птенцами.

Он вскинул взгляд синхронно с двуствольным залпом из корзинки. Захлопал ресницами, и Анна удовлетворенно усмехнулась. Удалось-таки удивить, скандализировать, сбить с толку.

— Добрый день, госпожа Свенсен.

— Здравствуйте, — отозвалась небрежно, доставая баночку и пинцет. — Одну минуту. Накормлю и буду к вашим услугам.

Вечно голодные клювы рвали пинцет из рук. За два дня птенцы не то чтобы подросли, но заметно оперились, стали меньше спать, сделались более крикливыми и активными, то и дело пружинами выстреливая из корзинки. Анна возила их за собой повсюду, процедуру кормления уже наблюдали сотрудницы фонда и партнеры мужа, сам Олаф, сплошь заклеенный пластырем, и весь персонал клиники, домашняя прислуга и даже бригадир строителей-ремонтников, приглашенный в дом на чашку чая. Пускай и этот посмотрит, ему полезно.

— Я слышал, у вас неприятности.

Они всегда начинают издалека. Анна глянула поверх корзинки и ослепительно улыбнулась:

— Не стоит беспокойства. Муж выздоравливает, ремонт на завершающей стадии.

— Опасно строиться так близко к морю.

— Да, вероятно.