Гвоздь в башке

Грациозным движением ополоснув руки, Перегрин для просушки поднес их к жаровне, как это делали и другие гости. В тот же момент все его пальцы вспыхнули фиолетовым пламенем, словно наконечники зажигательных стрел.

Минотавры ахать от случившегося не стали, однако дружно засопели, что у них означало крайнюю степень удивления и озадаченности. Мало того, что горела вода, вечный антагонист пламени, так еще и пламя вело себя весьма странно – не припекало оказавшуюся в ее власти плоть (горящим спиртом при определенной сноровке сильно не обожжешься, можете поверить на слово отставному химику).

Когда терпеть стало невмоготу, Перегрин, небрежно помахав руками, погасил огонь и сказал:

– Разве этого знамения вам мало? Дионис родился среди испепеляющего пламени. Пламенем он и возвестил о своей воле. Вакхическое шествие угодно ему. Покоритесь, иначе небесный огонь падет на ослушников.

– Тебе ведь этот огонь вреда не принес, – вполне резонно заметил кто-то. – Авось и нас пощадит.

– Ниспосланный Дионисом огонь щадит только его преданных почитателей. А участи сомневающихся я не завидую.

Но и этот довод не подействовал на твердолобых кефалогеретов, имевших в характере черты не только быков, но и баранов. Пришлось пустить в ход последний аргумент, на сей раз абсолютно неотразимый:

– Дабы продемонстрировать вам чудесную силу, которой Дионис одаривает своих любимцев, я сейчас превращу эту воду в вино.

Сделав несколько замысловатых пассов, Перегрин вновь погрузил руки в полоскательницу. На сей раз между его пальцами скрывалось несколько крупинок самого лучшего сидонского пурпура (напоминаю, что ловкость рук, среди профессиональных фокусников называемая престидижитаторством, осталась у меня в наследство от Хишама).

То, что все присутствующие считали водой, приобрело интенсивный бордовый оттенок, хотя и нехарактерный для местных вин, но еще более нехарактерный для банальной «аш два о».

– Пью за Диониса и за его щедрость. – Перегрин обеими руками поднял чашу и пригубил из нее.

Пример был подан. Минотавры вновь засопели, но как-то иначе. Ослиное упрямство сочеталось у них с обезьяньим любопытством.

– Нельзя ли отведать этого чудесного вина, дарованного тебе богом? – вкрадчиво произнес один из гостей, наверное, желавший разоблачить хозяйские плутни.

– Разумеется, – охотно кивнул Перегрин. – Но предупреждаю, что это вино, наряду с нектаром и амброзией, предназначено только для богов. Смертным существам оно может показаться чересчур жгучим и терпким. Не надо пугаться этого. Пройдет совсем немного времени, и каждый вкусивший божественного напитка почувствует себя, по меньшей мере, небожителем.

При всеобщем напряженном молчании слуги передали чашу смельчаку. Подозрительно понюхав ее содержимое, он сделал добрый глоток и тут же поперхнулся (и со мной такое бывало, когда в младые годы я с пива переходил на водку).

Если бы проворный слуга вовремя не подхватил чашу, боюсь, что мне пришлось бы повторять свое библейское чудо.

Минотавр хрипел. Глаза его вылезли из орбит, как у висельника. Остальные схватились за оружие.

– Успокойтесь! – Перегрин величественным жестом вскинул вверх правую руку. – Я заранее предупреждал вас, что это вино имеет сверхъестественную силу. Случалось, что оно валило с ног самого Геракла. Вот почему в моменты скорби и печали небожители употребляют его в немереных количествах, а потом поют, пляшут и предаются плотским утехам. Кто хочет приобщиться к божественным радостям, тот отведает дионисийский напиток. А кто собирается и дальше пребывать в повседневной скуке, пусть цедит то, что отвергают боги и герои.

Возгласы возмущения постепенно утихли. Те, кто порывался покинуть пиршественный зал, вернулись на свои места. Окончательно разрядил обстановку тот самый минотавр, с которого и началась вся эта заваруха.

Утерев мутные слезы и откашлявшись, он вновь припал к злополучной чаше и на сей раз одним глотком уже не ограничился. Его пример вдохновил остальных. К Перегрину чаша вернулась почти пустой. Это меня не огорчило. Запасы горячительного, слава Дионису, в нашем доме имелись, и весьма значительные.

Чуть позже состоялось вакхическое шествие, не предусмотренное никакими календарями. Клянусь Зевсом, отвратителем несчастий, и Диоскурами-спасителями, на это зрелище стоило посмотреть.

Минотавры изображали задиристых и похотливых сатиров, что получалось у них весьма достоверно, а гулящие девки – разнузданных вакханок, чьи голые торсы опоясывали живые змеи.

Роль Диониса, естественно, досталась Перегрину, самому трезвомыслящему в этой компании.

Толпа, двигавшаяся через весь город в сторону ближайших виноградников, где предполагалось провести заключительную оргию, быстро росла. Насвистывали свирели, бряцали тимпаны. Новоявленные сатиры мекали козлами, бекали баранами и сокрушали на своем пути все, что только можно было сокрушить. Вакханки вопили: «Эвое, Дионис» – и отдавались всем встречным.

Казалось, священное безумие овладело всей Фракией, и в этом хаосе, в этой неразберихе, наверное, впервые за тысячу лет люди братались с минотаврами.