Флота в северной части Тихого океана у России также практически не было. Сообщение между различными пунктами поддерживалось немногочисленными парусными транспортами, которые часто терпели кораблекрушения из-за неточности карт[2].
Так, в первой половине XIX века все шесть построенных в Охотском адмиралтействе бригов («Михаил», «Елисавета», «Екатерина», «Александр», «Николай» и «Камчатка») погибли в результате навигационных ошибок либо штормов. Кроме того, были потеряны два бота («Кадьяк» и «Ангара»), два галиота («Святой Николай» и «Охотск») и два транспорта («Охотск» и «Гижига»).
Даже Охотское море за Курильской грядой было настолько плохо описано гидрографами, что проход крупных кораблей в эти места был чреват катастрофическими последствиями. И это несмотря на то, что русские плавали в Охотском море уже более 150 лет…
Судостроительная база на востоке Российской империи была весьма слабой. Представлена она была уже знакомым нам Охотским адмиралтейством, действовавшим с 1732 по 1849 год и строившим только малые суда. Располагалось оно на реке Охота в городе Охотске.
Дело дошло до того, что в 1840-х годах император Николай Первый принял решение направлять в высокие широты Тихого океана по фрегату, задачей которого было бы утверждение российской власти в собственных владениях…
Вполне естественно, что такая ситуация привлекала в Северную часть Тихого океана множество охотников за деньгами и приключениями. Тем более что недостатка не было ни в одном, ни в другом. Один только промысел китов в северной части Тихого океана позволил в 1848–1861 годах добыть жира на 130 миллионов долларов. И эти цифры отражают деятельность лишь американских китобоев, причем являются сугубо оценочными.
Для сравнения – в 1867 году правительство Российской империи продаст Северо-Американским Соединенным Штатам свои владения в Северной Америке за гораздо меньшую сумму – 7,2 миллиона долларов золотом…
Известно, что ежегодно в российских водах китов били не менее 250 иностранных судов, бороться с бесчинством которых крайне немногочисленные русские военно-морские силы были неспособны. Только в 1842 году, по явно неполным официальным данным и только под флагом США, в этих местах промышляли до 200 китобойцев.
Пользуясь практически полным отсутствием контроля со стороны правительств держав, которым принадлежали данные земли, китобои вели себя подобно викингам времен «темных веков» Средневековья.
Об отношении коренного населения к иностранным китобоям и промышленникам хорошо говорит рапорт мичмана 46-го флотского экипажа Николая Бошняка с острова Сахалин:
«
А кроме китов в тех местах добывали моржей и морских котиков, тюленей и каланов, соболей. И сколько их добыли за десятки лет бесконтрольной охоты – одному Богу известно. До описанных Редьярдом Киплингом времен было еще очень далеко:
В течение года в одной только Камчатской области добывали свыше 9 тысяч шкурок соболя, норки, росомахи, горностая, ласки… Пушной промысел обеспечивал стабильное пополнение государственной казны и делал Империю монополистом.
Неслучайно, начиная с Крузенштерна, все кругосветные экспедиции заходили в Петропавловск, и коммерческий груз, который они принимали на борт, позволял не только окупить все путешествие, но сделать его прибыльным.
Официальный Санкт-Петербург между тем прекрасно понимал, насколько доходными были его владения. Простой пример. Шкурка калана, проданная в Европе, позволяла содержать двух-трех солдат в течение года.
Вот только на Камчатке это сказывалось мало.
Так, в 1823 году доходы империи от Камчатки составили 31 341 рубль 13 с половиной копеек, а расходы – 67 218 рублей 42 с половиной копейки. Ясака в год собирали 2766 рублей 16 с четвертью копеек. Как видим, экономическое значение огромного региона было весьма сомнительным.
Сельское хозяйство на Камчатке было на довольно низком уровне.