Гвардеец

Как-то раз я в сердцах назвал Сердецкого мажором, другим гренадерам это понравилось. Они подхватили, и понеслось. Даже семеновцев с их «красавчиками» заразили.

Я так увлекся воспоминаниями, что не сразу сообразил – у ворот творится что-то неладное. Оттуда пулей летел подчасок. Он заскочил в штаб, вытащил трясущегося капитана и взволнованного Ипатова, они побежали втроем. Толстой на ходу погрозил мне кулаком. Не зная, что и подумать, я вытянулся во фрунт и сделал фузеей на караул.

Ворота распахнулись, на полковой двор вошла многочисленная процессия с факелами. От набившегося народа враз сделалось тесно, как на торжке в базарный день. Впереди всех шагала высокая полная женщина с гордо поднятой головой. По бокам ее сопровождали двое мужчин в роскошных одеяниях. Одного я узнал сразу – это был Густав Бирон. Он что-то говорил женщине на ухо, та слушала его внимательно, одобрительно кивая. Второй уступал Густаву ростом, но в его внешности были заметны общие черты с подполковником. Любой мог без труда распознать в них родственников.

Фаворит пожаловал, без труда догадался я. Братья есть братья, кровное родство дает о себе знать.

Процессия направилась в сторону штаба. Внезапно женщина остановилась и подошла ко мне. Я замер, перестал дышать. Сама императрица Анна Иоанновна обратила на меня внимание.

– Кто этот Голиаф? – В голосе царицы слышалась одышка, однако смотрела она с нескрываемым интересом.

– О, я его знаю, ваше величество. Это гренадер третьей роты фон Гофен, – пояснил подполковник.

– Он из Пруссии?

– Нет, ваше величество, из Курляндии. Мы земляки.

– Вот как. – Императрица загадочно улыбнулась. – Выходит, не перевелись еще в герцогстве могучие телом богатыри. И давно он служит?

– Несколько месяцев, ваше величество.

– И как служит? Достаточно ли расторопен, знает ли артикулы и экзерциции воинские?

Густав посмотрел на Толстого. Капитан пожал плечами:

– Вот капрал его, Ипатов. Он знает.

– Говори, – приказал Бирон Ипатову.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие, – четко отрапортовал тот. – Гренадер сей весьма прилежный, хучь и недавно в роте, но уже на хорошем счету. Толков, исполнителен, смекалист.

– Более того, – вмешался Бирон, – по прибытии в Россию он вступился за поручика Измайловского полка Месснера, скрестив шпаги со злодеями.

Анна Иоанновна удивленно подняла брови.

– При ближайшей баллотировке непременно дайте ему чин капрала, – велела она и снова зашагала к штабу.

Густав на мгновение задержался, склонился в мою сторону и тихо произнес:

– А ты молодец. Понравился государыне. Смотри, как бы тебя не съели.

Глава 17

«А я люблю военных – красивых, здоровенных». Глупая песенка, но в чем-то правильная. Вот и Анна Иоанновна выделила меня, что греха таить, за красивые глазки, хотя Карл, похожий на Алена Делона в молодости, куда смазливей, чем я, будет. А вот насчет здоровенных… ну да, мордоворот из меня вышел хоть куда. Харя – поперек себя шире, плечи квадратные. Грудная клетка как у Ивана Поддубного. Поначалу это напрягало – не должны такие метаморфозы с организмом за месяц-два происходить. Потом решил, что переселение души могло вызвать в теле мутации, причем не обязательно плохие. Нынешнее физическое состояние меня вполне устраивало, так что расстраиваться я перестал. Проблем и без того хватало.

Кирилл Романович вроде обещался навестить, вот и спрошу у него при случае.

После встречи с императрицей я думал: ну все, карьера обеспечена, раз велела из меня капрала сделать, так на следующий день можно сверлить дырку в погонах. Но время шло, а я по-прежнему ходил в рядовых. Когда намечалась очередная баллотировка – неизвестно. С вакансиями в полку действительно туго. Боевых действий он не вел, большинство больных поправлялись и возвращались на свои места. Перевод в армейскую часть считался наказанием, несмотря на двукратную разницу в чине.

Мнение, что гвардия служила кузницей офицеров для армии, оказалось ошибочным. Гвардейцы варились в собственном соку и не спешили расставаться с родными частями. Более того – намечались династии: если отец служил семеновцем или преображенцем, сыновья непременно хотели пойти по его стопам.

Однако Ипатов все же взял меня на карандаш. Я незаметно сделался его правой рукой. Развод или караул: «Фон Гофен, идемте со мной. Слушайте внимательно». Увильнуть или сослаться на занятость не получалось. Нагрузка на меня выпадала будь здоров.

Так капрал готовил себе преемника. Часто оставлял вместо себя, по поручениям отправлял разным, доверял получение имущества. Гренадеры постепенно привыкли по многим вопросам обращаться ко мне, не тревожа Ипатова. Даже Михай не стеснялся. Хороший парнишка оказался. Я по дурости раньше считал: что ни поляк, то с гонором, но при близком знакомстве мнение изменил. Пока хозяин болтался невесть где, Михай исправно тянул лямку, не хуже большинства гренадер.