Дерюгин сдержал слово. Мы получили больше свободного времени, и я приступил к занятиям. Пока Никодимов стругал лыжи, мои гренадеры качались в тренажерном зале (спасибо полковым кузнецам), бегали кроссы, крутились на турнике, осваивая подъем переворотом. Я учил их кое-каким приемам рукопашного боя: очень пригодились школьные занятия в секциях бокса и самбо. Правда, на кулачках гренадеры дрались не хуже меня, многие втихаря принимали участие в боях стенка на стенку. Я узнал забавные подробности этих мероприятий – участники обязывались перед схваткой пройти регистрацию в полиции.
От чего не смог нас избавить Дерюгин, так это от дворцовых караулов. Гвардейские полки по очереди заступали на охрану Зимнего дворца, точнее, «нового зимнего дома» – как его называли. Каждое утро без малого триста человек несли службу, охраняя императрицу и ее двор, только гренадер назначалось тридцать девять, не считая капралов.
По такому случаю из полковой казны выделили сумму для новых мундиров, и те, кто ходил в дворцовые караулы, получили новые комплекты обмундирования (на сей раз за казенный счет). Начальство не хотело ударить в грязь лицом и экипировало нас как надо, правда, сменившись, мы переодевались в старую форму.
Дворцовая служба была куда теплей и приятней караулов при Адмиралтейской и Петропавловской крепостях. Больше всего мы не любили охранять казематы.
Во дворце гренадер ставили на разные посты, стараясь подбирать людей ответственных и дисциплинированных. Обращали внимание и на внешний вид, выделяя тех, кто повыше и покрупнее. Обычно мы охраняли либо деревянную лестницу, ведущую к крылу, в котором жила императрица и Бироны, либо Большой зал, там проводились торжественные ужины и приемы, там стоял великолепный трон, приподнятый над дубовым паркетом на несколько ступенек.
Мне все было в диковинку, и если бы не грозные вращающиеся глаза Ипатова, я б, наверное, шею себе свернул, особенно в тронном зале, – от обилия зеркал, богатых украшений, гипсовых статуй, барельефов кружилась голова. Если ее запрокинуть, на потолке можно увидеть картины, так или иначе связанные с царствием Анны Иоанновны. В центре – сюжет, повествующий о вступлении ее величества на престол, разумеется в виде аллегорий: фигуры Религии и Добродетели представляют будущую императрицу России и, стоя на коленях, вручают ей корону. Рядом радуются Казанское, Астраханское и Сибирское царства, а также татарские и калмыцкие народы. О том, чтобы изобразить, как Анна Иоанновна разорвала навязанные ей «верховниками» кондиции, речи не идет, все подано под иным, благообразным соусом.
Однажды мы заговорили о суевериях: молва глаголет, что в тот день, 25 февраля 1730 года, на небе появилось красное сияние. Многие восприняли это как дурной знак, хотя не очень долгое правление императрицы отнюдь не назовешь худшим в истории страны.
Вокруг этого сюжета расположились еще четыре живописных изображения: могущество империи, милосердие к преступникам, высокая щедрость и победа над врагами.
Огромное помещение обогревалось четырьмя печами, расположенными этажом ниже, однако в зал поступало только тепло из стоящих в каждом углу масок со специальными отверстиями-ртами. Те, кто видел это в первый раз, обычно удивлялись.
В основном Большой зал пустовал, и у караульных больших забот не было.
Я снова увидел Анну Иоанновну и теперь смог разглядеть ее лучше. Рост у нее, как и у ее великого дяди – императора Петра Первого, гренадерский. Видная, статная, кажется, выше меня, склонная к полноте. Лицо смуглое, будто полжизни провела на черноморском курорте. Волевой подбородок, черные как сажа волосы, глаза, в которых прыгают смешинки. «Подготовленный» Пикулем, я ожидал увидеть чуть ли не чудовище, но в действительности императрица оказалась добродушной и привлекательной женщиной. Одевалась она роскошно, но к тому обязывало ее высокое положение. К тому же Анна Иоанновна поставила перед собой цель – показать, что она не просто императрица, а императрица великой державы. Для этого тратились огромные суммы на разные празднества: балы, маскарады, торжественные приемы, фейерверки и иллюминации. Нужно было произвести впечатление, и, стоит отметить, ей это удавалось. Многие иностранцы поражались великолепию и пышности ее двора, при котором нашли пристанище великаны и карлики, шуты, обезьяны, ученые скворцы. С подачи Бирона развивалось коневодство. Сам любимец говорил о себе: «Забота фаворита ежедневно, ежесекундно, ежечасно находиться в службе ее императорского величества».
Он никогда грубо не лез в дела страны, в отличие, скажем, от Меншикова, но стремился докладывать императрице обо всем происходящем.
Почти сразу после восшествия на престол Анна Иоанновна дала всему народу полугодовую подушную подать, ибо петровские реформы порядком разорили страну. Крестьяне нуждались в передышке.
Многое делалось для постепенного возвращения накопленного за время Северной войны государственного долга.