Густав Лаваль

Когда молодая жена впервые осмелилась по совету своих родных указать мужу на то, что средства их иссякают и предложила сократить расходы по экспериментам, Лаваль гордо ответил, как всегда отвечал в подобных случаях:

— Мои идеи и изобретения стоят тех дорогих экспериментов, которые я произвожу.

И, несмотря на советы близких, он продолжал вести свои работы в самых широких масштабах. Любопытно отметить, что, как и раньше, и в это время в его мастерских различные опытные машины и установки изготовлялись в нескольких экземплярах.

— Для чего тебе нужно их несколько штук, — сердито спрашивал Робсам, остававшийся его помощником еще очень долгое время. — К чему эти огромные траты?

— Время дорого, — отвечал Лаваль, — мне надо иметь всегда запасные экземпляры, чтобы экспериментировать в больших масштабах.

Но так как испытания готовых машин часто приводили к неблагоприятным результатам, то готовые экземпляры забрасывались, а вместо них изготовлялись новые конструкции и непременно опять в большом числе экземпляров.

Живая фантазия изобретателя охватывала обширнейшее поле действия. В различные периоды своей жизни он интересовался аэропланами и ацетиленовыми лампами, керосиновыми двигателями и извлечением золота из морской воды, электрическими печами и сепарированием газов, ветряными двигателями и ферросплавами и множеством других вещей, о которых остались заметки в его записных книжках и материальные следы осуществления бесчисленных идей в пыльных складах его лаборатории и мастерских на Пильгатане. Неудача с изобретениями подрывала веру в самого изобретателя. Теперь все чаще и чаще в деловых кругах высказывались мнения о том, что Лаваль неисправимый чудак, беспочвенный прожектер, все предприятия которого лопаются, как мыльные пузыри.

Молодая его жена уже с беспокойством думала о будущности своего маленького сына и с недоумением смотрела на мужа, нисколько не смущенного своими неудачами.

Этот год от году толстевший, добродушный, проворный человек, теперь внешне походивший на пастора со своим бритым лицом и гладко зачесанными назад редевшими волосами, уже не снимавший никогда очков со своих близоруких глаз, при всех своих достоинствах имел один поистине все убивающий недостаток: он совершенно не умел устраивать своих материальных дел и постоянно находился на краю полного банкротства.

Лаваль к концу своей жизни

Весь шум, поднятый вокруг беспрерывно возникавших акционерных обществ, приносил в конце-концов только разочарование и создавал Лавалю репутацию легкомысленного дельца, на ранней поре своей жизни однажды случайно имевшего успех, развитый его компаньонами, а затем обнаружившего всю свою несостоятельность.

Неудачи предприятий Лаваля обусловливались, конечно, не столько свойствами его характера, сколько экономическими условиями и общим состоянием шведской промышленности, втянутой в орбиту мирового капиталистического хозяйства. Но кто же мог разобраться в причинах этих неудач? Никто и не доискивался их, но все видели и слышали, что за два года Рудольф Дизель получил от продажи своего патента свыше 3 миллионов рублей, что Парсонс строил заводы, пароходы и броненосцы, что Рато организовывывал огромное предприятие, что даже Кертис, осуществивший в сущности идею Лаваля, стоял во главе крупнейших предприятий и что только один Лаваль постоянно ликвидировал одно за другим свои предприятия и падал все ниже и ниже в глазах предпринимателей, дельцов и финансистов.

Обо всем этом не думал и всего этого не замечал один только Лаваль. Может быть, он бессознательно чувствовал, что его драма — не драма изобретателя вообще, а только драма изобретателя капиталистического мира, испытывающего на себе всю тяжесть борьбы крупных капиталистических объединений.

Судьба изобретателя капиталистического общества всегда одинакова: в лучшем случае он сам превращается в предпринимателя и дельца, успешно эксплуатируя свое изобретение; в худшем случае, пройдя через ряд испытаний и огорчений, он умирает, неудовлетворенный и огорченный, в чрезвычайной нужде и заброшенности. Дело не в личных свойствах и психологических особенностях характера, а в тех общественных условиях, среди которых проходит жизнь и деятельность изобретателя в капиталистическом обществе.

Незначительным, но очень характерным моментом, давшим Лавалю возможность остро почувствовать судьбу изобретателя вообще, был момент присуждения ему Обществом германских инженеров медали Грасгофа.

Это было в 1904 году, в самую тяжелую пору жизни Лаваля. Общество германских инженеров на своем годовом собрании, по предложению тогдашнего его председателя профессора Карла Линде, знаменитого изобретателя холодильных машин, отмечая исключительные заслуги Лаваля и Парсонса в области турбостроения, присудило обоим изобретателям высшую награду — медаль Грасгофа, награду, которой удостаивались иностранцы чрезвычайно редко и которой, не удостоился прославленный член общества немецких инженеров Рудольф Дизель.