Гуси-лебеди

Старик выговорил страшное слово, на глазах у Марьи Кондратьевны выступили слезы. Вокруг загремело несколько голосов. Метнулся Синьков с дубовой рогулькой, жалобно заплакал ребенок у Мокиной, солдатки. Вынырнул Павел Перекатов в новенькой гимнастерке, что-то крикнул, исчез. Грузно подошел Алексей Ильич с перетянутым животом, пошептался и тоже исчез в живых колыхающихся волнах. Марьи Кондратьевны не было на крыльце. На ее месте стоял Федякин с запрокинутой фуражкой. Откуда, когда он явился, никто не заметил. Когда отрезвились, увидели, стоит он невозмутимо спокойный, дразнит презрительно-играющей улыбкой.

Матвей Старосельцев бросился к нему с прошлогодними квитанциями, Федякин остановил:

- Знаем! Который раз показываешь?

- А-а! Нахрапом хотите?

И тут вмешался дедушка Лизунов:

- Ты, Трохим, не выдумывай! Чего хочешь с нами? Ограбить?

- Зачем грабить? Мы так возьмем...

Дедушка Лизунов помолодел, разгорячился, подошел к Федякину вплотную, как борец, желающий попробовать силу. Оттого ли, что много было единомышленников, подошедших густыми рядами к крыльцу, оттого ли, что хотелось перегородить дорогу молодым, - старик выставил кожаную калошу на левой ноге, вызывающе крикнул:

- Не трогай нас!

Федякин насмешливо закричал улыбающейся шантрапе:

- Товарищи! Дедушка Лизунов хочет, чтобы мы подошли под окошко к нему с протянутой рукой. Кто желает?

Со всех сторон неистово смеялись, ржали, как жеребята, выпущенные на солнышко. Подавленный хохотом, дедушка Лизунов вертелся на крыльце, точно петух деревянный на крыше. Хотел отлаяться, укусить старыми притупившимися зубами, не было силы перекричать осмелевших. Федякин, словно крапивой по голому месту, стегал его горячими, отточенными словами на потеху другим:

- Нет, дедушка Лизунов, жалости твоей нам не надо... Плевать на нее - только... Если успел прикопить деньжонок - крепче держи, не то и они улетят... И поперек дороги не становись - уроним...

Из толпы выдвинулся Перекатов:

- Трофим Павлыч, позвольте мне слово!

- Трофим Павлыч! - снова подал голос Перекатов.

- Вам нужны деньги, нам нужна правда. Вы будете держаться за свое, и мы будем держаться за свое. Кто кого перетянет - посмотрим.

- Трофим Павлыч! - снова подал голос Перекатов.

Федякин упрямо мотнул головой:

- Товарищи, разговоры говорить нам нечего. Предлагаю составить комиссию, сделать обследование по амбарам. Найдется у кого лишнее - свезем в общественный магазин, будем кормить неимущих. Теперь не время деньги копить...

- Другая мода пошла? - крикнул дедушка Лизунов.

- Да, другая. Кто за комиссию?

Словно ветром ударило мужиков, сбило всех в одну ревущую кучу, понесло, подбросило. Вместо отдельных голосов стоял тяжелый, пугающий крик:

- А-а!.. О-о!..

Матвей Старосельцев тыкался с прошлогодними квитанциями, Михаила Данилыч угрожающе потрясал увесистым кулаком. Молодой Лизаров в расстегнувшемся пиджаке, Кузин и Хлебушкин кричали в три голоса:

- Мы тоже были на войне! Мы тоже были на войне!

Дьякон на крылечке у себя мучительно думал: "Агитация!"

Хотелось и ему сходить к исполкому, поглядеть, убедиться, что там происходит, а душу щемил большеглазый страх. Потели руки, вздрагивали коленки под старым, нарочно напяленным полукафтаньем, сохло во рту. Уже расходился народ, медленно опускались весенние сумерки, обволакивая углы темнотой, на дорогу ложились вечерние тени. Быстро прошли Лизаровы отец с сыном, их обогнал бегущий Пучок с двумя пустыми мешками, перекинутыми через плечо. С шумом выперла партия "хлебных", за ними двинулась партия "бесхлебных", а дьякон сидел и почвокивал, крутя головой. Увидал Алексея Ильича, на душе сделалось еще тяжелее. Алексей Ильич шел точно с кладбища, низко опустив голову, рассеянно обкусывал волоски в бороде. Дьякон хотел окликнуть Перекатова, но увидел выходящих из переулка Серафима с Ледунцом, весело размахивающих руками, боязливо подумал: "Не стоит!.. Скажешь слово - прибавят десять... Подальше надо..."

Ледунец насмешливо крикнул, снимая шапчонку:

- Здравствуй, отец дьякон! С праздничком вас.

Дьякон хотел рассердиться, но вдруг передумал. Снова сказал самому себе боязливо: "Ладно, бог с ними!.. Станешь сердиться - хуже будет..."

Весело откликнулся, как будто не слышал насмешки:

- С каким это праздничком?

- Конешно, с нашим.

- У тебя и на буднях праздники пошли?

- Кому как! По нашему календарю выходит праздник, а по вашему - великий пост. Што нос-то повесил?

Посмеявшись, Ледунец сказал Серафиму:

- Айда, брат, с попами нам не по дороге... Они за старый режим богу молятся.

Прошел старик Лизунов, раздувая калошами мягкую дорожную пыль, затерялся в долочке, пересекающей улицу, вылез на бугорок, остановился, подумал, снова тронулся, а дьякон сидел на крылечке и думал: "Тут - дорога и тут - дорога... По которой идти?"

11