Гуру

– Все что могли? «Все что могли» – это когда вы меня сбагрили в Юту? Вы с папой прямо не могли дождаться момента, когда от меня можно будет избавиться.

– Боже мой. Когда тебе это надоест, Сэм? Мы здесь с тобой одни. Хватит играть на публику. – Каролина поднялась, сложив руки на бедрах. – Я слишком долго держала язык за зубами. Мне же нельзя было задавать вопросы. При малейшей попытке обсудить с тобой хоть что-то, ты прерывала общение со мной на целые недели. Я… У меня больше никого нет, Саманта. Твой отец мертв. А ты мой единственный ребенок. Я не могу потерять и тебя. – Кончиками пальцев она коснулась глаз, чтобы сдержать слезы. – Я никуда не хотела тебя отправлять. Ты пришла к нам с какими-то брошюрами и заявила, что эта школа – «отличная возможность» для тебя. Мы даже никогда не слышали об этом месте. Но ты, как обычно, проявила всю решимость, и мы… – Каролина потерла рукой лоб. – Мы не знали, что делать с тобой. Ты отказывалась ходить в школу, ты не разговаривала с Лизой, а когда нам стало известно, что вы натворили…

– Наверно, почувствовали отвращение.

– Хватит! Ты серьезно думаешь, что у меня нет подруг, которые делали аборты? Я никакую женщину не буду винить за такое решение. А уж тем более школьницу. Нас беспокоило только то, что ты неделями не вылезала из постели. Ты не ездила к доктору Анат, у тебя полностью развалилось питание. Ты больше даже не пыталась скрыть это от нас. Все было в рвоте, а я… Я даже не знала, что делать.

– Не надо. – Сэм была уверена, что она наихитрейшим образом скрывала от всех свою маленькую привычку и что никто не замечал, насколько катастрофической стала ситуация. Ей не хотелось воспринимать себя как проблему, как человека, который заслуживает не зависти, а жалости.

– Твои учителя говорили нам, что ты пропустила слишком много занятий и что тебе пришлось бы остаться на второй год. Твой отец и я хотели только, чтобы ты сдала все экзамены и поступила в хороший колледж, – продолжила Каролина. – Мы не хотели, чтобы ты была среди отстающих и потеряла год. А то место в Юте… Там было очень красиво… Рядом были горы. Ты каталась на лыжах и ходила в походы. Там была даже иппотерапия c гребаными лошадьми… – Сэм вздрогнула. Ее мать никогда не ругалась. Мат – признак ограниченного словарного запаса и дурных манер, неизменно говорила она. – И после всего этого ко мне приходит Лидия Томас и показывает интервью, которое ты дала «Лос-Анджелес таймс» о «коррекционной школе» и «карцере». И я чувствовала, как все соседи смотрят на меня как на воплощенное зло. Потому что только злой человек обречет свое дитя на такое.

– Я… – Сэм запнулась. Она попыталась придумать хоть какую-нибудь отговорку, но – впервые за ее взрослую жизнь – крыть было нечем. – Прости, – жалко выдавила она. – Мама, ты должна мне поверить. Я никогда не думала, что все зайдет так далеко. Мне… Мне в самом начале нужна была легенда. Пиарщики «Гласс Хаус» все допрашивали меня, чем я отличаюсь от остальных привилегированных белых женщин, которые пишут мемуары. Чем я выделяюсь на их фоне? Я не знала, чем все обернется.

Довольно рано стало понятно, что Сэм придется приукрасить свою биографию. Естественно, привлечь на свою сторону сломленных жизнью девушек получилось бы, только если бы она сказала, что жизнь потрепала и ее. Вот она и разукрасила пережитую ею травму, не упоминая, что родители оплачивали ей квартиру, когда она только переехала в город. Это как-то не особо вписывалось в миф о бедняжке, которая сама построила свою жизнь с нуля. Впрочем, Сэм же была рассказчицей, как и все люди искусства, которые сочиняют вокруг себя сюжеты и предания, такая уж у них работа. Не ожидала она, что ее персональный нарратив так врастет в популярную культуру, что его оттуда уже и выкопать нельзя будет.

– И я на самом деле ненавидела эту школу в Юте, – попробовала оправдаться Сэм. – Там я была несчастна, я…

– Быть несчастной и подвергаться насилию – разные вещи, Саманта.

– Да я сама это знаю! – сорвалась на крик Сэм. – Ты что думаешь, что я себя не чувствую ужасно из-за всего этого, мама? Но ты же лучше кого-либо знаешь, как тяжело быть женщиной с амбициями. Людям некомфортно с нами. Они хотят услышать, что и тебе приходилось преодолевать сложности и что ты не очередная сумасбродная девчонка, которой все поднесли на блюдечке. Я ни перед чем не останавливалась, чтобы добиться успеха! Когда мужчины делали абсолютно то же самое, их называли «визионерами» и людьми «с убеждениями». Мне нужна была…

– Это-то я понимаю. – Мать не спускала взгляда с дочери. – Тебе нужна была история. Но зачем тебе нужно было впутывать в свою легенду отца? То, что ты рассказывала о нем… Это разбило ему сердце. – Лицо Каролины скукожилось. – А потом… Он вдруг стал терять здоровье. Нейт чувствовал постоянное смятение. Приходил ко мне, спрашивал, правда ли все это. Спрашивал, точно ли мы тебя отправили в одну из подобных школ. Он… – Мать уже открыто рыдала в голос, – он боялся, что он все позабыл и ничего не может вспомнить.