Гуров идет ва-банк

А тем временем Лев, почти уже не таясь, спешил в сторону жилой секции, где находилась каюта Аллена. Войдя в коридор блока, где обитали «стаффы», он чуть ли не нос к носу столкнулся с одним из штурманов, которого мельком видел в телестудии. Тот, ошарашенно вытаращив глаза, словно увидел перед собой привидение, поспешно отступил в сторону и осторожно поинтересовался по-английски:

– Мистер Гуров, это вы?

– Энтшульдигунг! – мгновенно найдя выход из положения, широко заулыбался Гуров, отвечая по-немецки: – Ихь ферштее нихьт! (Простите! Я не понимаю!)

Пожав плечами, тот досадливо пробормотал:

– Сорри, сэр, сорри!.. (Простите, сэр, простите!..) – и покинул пределы бокса.

Подойдя к двери каюты Стива Аллена, Лев потянул ее за ручку на себя и с удовлетворением обнаружил, что она не заперта. Это в разы упрощало его задачу. Он проворно скользнул внутрь темной каюты и немедленно захлопнул дверь. Тут же в его сторону откуда-то из темноты метнулась чья-то угловатая мужская фигура. Уловить это движение, попав в темноту из освещенного коридора, Гуров смог разве что благодаря остро развитой интуиции.

Почти инстинктивным, отработанным до автоматизма движением он поставил перед собой блок, прикрывая от удара верх грудной клетки локтем, а кулаком голову, и резко ушел влево, рискуя в темноте наткнуться на что-нибудь твердое, массивное, с острыми углами. Однако уже в который раз судьба уберегла его от неприятной случайности – на пути его ухода от возможного удара пространство оказалось свободным.

Мимо него, обдав волной воздуха, промелькнуло что-то блестящее, которое с хрустящим стуком влепилось в защелкнувшуюся дверь. «Нож!» – понял Лев, опять-таки почти на автопилоте нанося толчковый, от пояса, удар ногой. Подошва его легкой летней туфли (десантные берцы тут были бы самое то!) впечаталась во что-то подвижное и мягкое, но одновременно крупное и массивное. Из темноты раздался отрывистый вскрик, что-то тяжелое отлетело в сторону и повалилось на пол.

Нервное напряжение дало о себе знать, и уже секунду спустя глаза Гурова достаточно отчетливо воспринимали интерьер помещения в отсветах фонарей, в том числе и напавшего на него крупного черноволосого детину с темным угловатым лицом. Тот, как видно, будучи отлично подготовленным по части бразильской капоэйры, подбросил свое тело ногами вверх, и Лев едва ушел от коварного удара каблуком, нацеленным в его голову. Крутанувшись на месте, он одновременно с нырком подхватил руками тяжелый стул и, продолжая круговое движение, резко, с оттяжкой, ударил этим предметом меблировки по открытым ребрам противника.

На мгновение захлебнувшись от боли, тот, не доведя до логического завершения второй, еще более мощный замах другой ноги, надломился и безвольно рухнул навзничь. И сразу же был безжалостно прижат к полу ножками стула, на который немедленно уселся его сокрушитель.

Глядя на неизвестного сверху вниз, Гуров невозмутимо улыбался, что было заметно даже в темноте. Тот это видел, и его душила бешеная злоба. Но тело, словно жук в коллекции юнната, пришпиленный к картонке, было сковано ореховыми ножками стула. В этом положении он мог сколько угодно дрыгать ногами, что со стороны выглядело бы не столько угрожающе, сколько смешно и нелепо, мог бы действовать и свободной рукой, правда, скорее всего, без особого успеха. К тому же подобное заведомо чревато серьезными осложнениями, имелась высокая степень риска заработать жестокий удар, отбивающий всякую охоту к сопротивлению. Осознание всего этого парализовало и мышцы, и саму волю неизвестного.

– Ну, давай поговорим, – по-английски обронил Лев. – Кто ты, что здесь делаешь, кто тебя послал?

Нападавший сразу же понял, что оказался в руках не англосакса. Какой-то странный акцент в голосе наводил на мысли о его то ли чешском, то ли польском происхождении.

– Ты – поляк? – бессильно ворочая головой и шумно дыша, прохрипел он на гораздо худшем английском с явно латиноамериканским акцентом.

– Нет, я – русский, – спокойно уведомил сидевший на нем, что дало лежащему повод понять вполне определенно – этот человек себя раскрыть не боится.

Выводы из этого обстоятельства можно было делать самые безрадостные. То ли у этого русского невероятно мощные «прихваты», которые гарантировали его абсолютный иммунитет от судебного преследования, то ли… То ли он не собирается оставлять свидетеля? О небо! А ведь так и есть! Пречистая Дева Мария! Неужто это конец?! Безжалостные ножки стула, сдавливающие по бокам грудную клетку, отчего поверженному бандиту было очень трудно дышать, не оставляли в этом никаких сомнений.

– Ты меня убьешь? – спросил он, собирая в комок все свое подрастерявшееся мужество.

– Все будет зависеть от степени твоей откровенности, – ничуть не меняя интонации, ответил русский.

– Хорошо… – стараясь говорить ровно и не выдавать голосом кипящей внутри ненависти и леденящего душу страха, прохрипел его визави. – Но ты сначала меня отпусти.