Гумилёв сын Гумилёва

Лев Гумилев был еще большим материалистом и позитивистом, чем Савицкий и Вернадскиймладший. Всем, кто по недоразумению принимает Гумилева за мистика, я рекомендую его давнюю статью «Страна Шамбала в легенде и в истории». Гумилев взялся искать историческую основу тибетской легенды о Шамбале и даже нашел ей место на исторической карте.

В шестидесятые годы XX века тибетские эмигранты начали публиковать в Индии и Англии древние рукописи, среди которых попадались географические карты, в том числе карта Шамбалы.

Гумилев изучал древнетибетские карты вместе с профессиональным востоковедом Брониславом Кузнецовым, в 1969 году они опубликовали статью «Две традиции древнетибетской картографии», где Кузнецов отвечал за филологическую часть, а Гумилев за историю и историческую географию.

На карте Шамбалы Гумилеву удалось расшифровать часть географических названий: «сак» (саки, ираноязычные племена, родственные скифам), «Пун» (Финикия), «Страна, где собраны жрецы» (Вавилон), Барпасаргад (Пасаргады, одна из столиц Персии эпохи Ахеменидов). Так Гумилев вычислил не только географическое положение Шамбалы, но и время создания легенды – III-II века до нашей эры, время существования государства Селевкидов. Его центром была Сирия, по-персидски «Шам». Пригодился Гумилеву персидский язык: «…а слово "боло" означает "верх", "поверхность". Следовательно, Шамбала переводится как "господство Сирии", что и соответствовало действительности».

Селевкиды – потомки Селевка Никатора, одного из полководцев Александра Македонского, — создали на Ближнем Востоке огромное, богатое государство, где процветали ремесла и торговля. Самым славным городом этой монархии была Антиохия на Орон те, она «в течение многих веков представлялась прообразом веселой, разгульной и беззаботной жизни, а один из кварталов ее – Дафнэ – был местом, где танцовщицы впервые открыли "стриптиз". Поэтому неудивительно, — заключает Гумилев, — что тибетские горцы, встречавшиеся с сирийскими купцами в Хотане, Каш гарии и Балхе, наслушались рассказов о веселой жизни, и это дало достаточный повод для создания утопии, которая пережила и Селевкидскую монархию, и порожденные ею веселые беспутства».

НИЩЕТА ФИЛОСОФИИ

Иногда Льва Гумилева ошибочно относят к философам. Разумеется, чаще всего это делают сами философы. Они даже защищают диссертации по теории этногенеза. Но разве может философ оценить труд историка? Чем он может его дополнить? Тем более развить? Вот типичный случай. Доктор философских наук Андрей Владимирович Шабада, автор многих сочинений, рекомендованных ВАК Минобразования РФ, написал для энциклопедии «Культурология. XX век» словарную статью «Гумилев Лев Николаевич». Прочитаем и прокомментируем.

« Культурогич. концепция Г. отрицает цикличность…»

Всё наоборот. Концепция Гумилева не культурологическая. И цикличности она не отрицает.

« Исследуя проблему происхождения культуры, Г. принимает концепцию С.Лема…»

Гумилев никогда не исследовал проблему происхождения культуры, а сочинения Станислава Лема никакого отношения к теории этногенеза не имеют.

Среди философов несколько выделяется добросовестный, эрудированный и критически мыслящий Константин Фрумкин, автор любопытной монографии «Пассионарность: приключения одной идеи». Фрумкин пишет не столько об идеях Гумилева, сколько о способах их интерпретации отечественными философами, политологами, журналистами и просто безумцами. Фрумкин ироничен, холоден и насмешлив. Ему удалось избрать верный тон. Теорию Гумилева Фрумкин не вполне принимает. Во первых, его совершенно не интересует биологическая природа человека. Человек для него прежде всего субъект социальных отношений, схема без плоти и крови.

Во-вторых, Фрумкин хорошо разбирается в истории идей, а собственно всемирную историю знает гораздо хуже. Отсюда и его ошибки.

Фрумкин признал, что пассионарность существует, но решил объяснить ее по-своему: комбинацией социальных факторов. уровнем жизни, повседневностью насилия, монокультурностью, маргинализацией. Но рассмотрим для примера хотя бы его последний аргумент.

Люди, выброшенные обстоятельствами из привычной социальной среды, вынуждены бороться за выживание и проявлять при этом повышенную агрессивность. Примеры – беглые крестьяне, становившиеся казаками, викинги, абреки. Фрумкин понимает, что «ортодоксальный сторонник Гумилева» ему возразит: «будущих викингов потому и изгоняли, что они были пассионариями». И Фрумкин спешит выдвинуть контраргумент: «… в любой общности неизменно рождаются люди с разным характером. <…> В любой общности могут появляться индивиды, склонные нарушать коллективную мораль и корпоративные шаблоны поведения. <…> В случае со Скандинавией, вероятно, дело заключалось в том, что изгнание являлось стандартной процедурой в "обычном праве" крестьянских общин».