ГУЛАГ

В то, что стукач, написавший это донесение, слышал нечто подобное, поверить можно, но кое-что он явно присочинил: далее он утверждает, что украинцы говорили, будто в свое время покушались на жизнь Хрущева, а это уже маловероятно. Однако то, что даже такая сомнительная информация направлялась непосредственно Круглову, само по себе показывает, насколько серьезно власти относились к угрозе новых волнений. Комиссии, направленные в Речлаг и Горлаг, пришли к выводу, что необходимо усилить охрану, разукрупнить лаготделения и, прежде всего, “перестроить агентурно-оперативную работу”[1765].

Как выяснилось, начальство беспокоилось не зря. Самое мощное выступление заключенных было еще впереди.

Восстание, которое Солженицын назвал “Сорок дней Кенгира”, не было, как и два предшествующих, совершенно спонтанным или неожиданным[1766]. Оно произошло в Степлаге – особом лагере, находившемся близ населенного пункта Кенгир в Казахстане. Весной 1954 года оно назревало постепенно, и ему предшествовал ряд инцидентов.

Как и администрация Речлага и Горлага, начальство Степлага после смерти Сталина было не в состоянии добиваться от заключенных повиновения. Историк Марта Кравери, изучавшая документы лагерного архива начиная с 1952 года, констатирует, что лагерь полностью вышел из-под контроля администрации. В преддверии забастовки руководство Степлага регулярно писало в Москву о подпольных организациях в лагере, о нарушениях режима со стороны заключенных, о кризисе системы доносов, которая к тому времени практически не работала, о необходимости отделения украинцев и прибалтийцев от других заключенных. Москва, со своей стороны, требовала навести в лагере порядок и укрепить режим. Из 20 000 заключенных Степлага украинцы в то время составляли почти половину, прибалтийцы – почти четверть, и изолировать их ввиду большого количества не представлялось возможным. Нарушения режима, отказы от работы и акты протеста со стороны заключенных продолжались[1767].

Неспособная добиться повиновения с помощью угроз и наказаний, лагерная охрана стала прибегать к открытому насилию. Некоторые, в том числе Солженицын, считают, что эти инциденты были провокациями: начальству выгодно было разжечь восстание. Документальных подтверждений или опровержений этому пока не найдено, но, как бы то ни было, зимой 1953 и весной 1954 года охрана несколько раз открывала огонь по заключенным и убила несколько человек.

Затем, возможно в отчаянной попытке восстановить контроль над событиями, начальство привезло в третий лагпункт третьего лаготделения, который был самым неспокойным из всех, большую группу уголовников и открыто проинструктировало их навести порядок среди политических. Результат оказался противоположным ожидаемому. Солженицын пишет: “Но вот он, непредсказуемый ход человеческих чувств и общественных движений. Впрыснув в 3‑й кенгирский лагпункт лошадиную дозу этого испытанного трупного яда, хозяева получили не замиренный лагерь, а самый крупный мятеж в истории Архипелага ГУЛАГа!”[1768] Вместо того чтобы драться, две категории заключенных стали действовать сообща.

Как и в других лагерях, в Степлаге заключенные создавали национальные организации. Украинцы, однако, продвинулись здесь, судя по всему, несколько дальше по пути конспирации. Вместо того чтобы избирать вожаков открыто, украинцы сформировали подпольный “центр” – тайную группу, состав которой мало кому был известен и в которую, вероятно, входили представители всех лагерных национальных общин. К моменту появления уголовников “центр” уже начал изготовлять в лагерных мастерских оружие: самодельные ножи, железные палки, пики – и вступил в контакт с заключенными двух соседних лагпунктов – первого (женского) и второго. Возможно, на блатных произвели впечатление изделия рук этих крепких политических, возможно, они просто испугались – так или иначе, все писавшие об этих событиях сходятся на том, что уголовники и политические пожали друг другу руки и решили объединиться против начальства.

16 мая этот союз принес первые плоды. В этот день большая группа заключенных третьего лагпункта начала разбирать саманную стену, отделявшую лагпункт от двух соседних и от хоздвора, на территории которого находились мастерские и склады. В прежние годы главной целью мужчин было бы совокупление или изнасилование. Но теперь, когда по обе стороны стены были украинские партизаны и партизанки, мужчины считали, что идут на помощь своим женщинам – родственницам, подругам, иной раз даже женам.