ГУЛАГ

На протяжении мая в лагере назревали волнения. 25 мая при конвоировании “за неподчинение охране” был убит заключенный. На следующее утро заключенные двух лаготделений не вышли на работу. В тот же день при переговорах с соседней женской зоной к заключенным <…> было незаконно применено оружие, в результате 7 заключенных <…> были ранены. 4 июня заключенные сломали деревянный забор, отделявший штрафной барак от жилой зоны, и освободили 24 человека. При этом они схватили и попытались взять в заложники оперуполномоченного. “В ответ на это было применено оружие, в результате 5 заключенных убито и 14 ранено”. 5 июня из шести лаготделений в волнениях уже участвовало пять, в которых содержалось 16 379 заключенных. Войска окружили лаготделения, все выходы были блокированы[1743].

Примерно в то же время похожие события происходили в Речлаге – особом лагере, входившем в состав Воркутинского угледобывающего комплекса. Заключенные еще в 1951 году пытались организовать в Речлаге массовые забастовки, и впоследствии начальство заявляло, что за 1951–1952 годы ему удалось раскрыть в лагере как минимум пять подпольных организаций[1744]. Когда умер Сталин, заключенные Речлага могли, кроме того, следить за мировыми событиями. У них не только были национальные объединения, как в Минлаге и других лагерях, но и радиоприемники, с помощью которых некоторые заключенные слушали западные радиопередачи. Новости записывались с добавлением комментариев, и получившиеся бюллетени распространялись среди заключенных. Так лагерники узнали не только о смерти Сталина и аресте Берии, но и о массовых забастовках в Восточном Берлине 17 июня 1953 года, которые были подавлены с помощью советских танков[1745].

Кажется, именно эта новость воспламенила людей: если берлинцы бастуют, то можем и мы. Американец Джон Нобл, арестованный в Дрездене чекистами вскоре после войны, вспоминал: “Их протест воодушевил нас, и день за днем потом мы только об этом и говорили. <…> В следующем месяце мы, рабы, стали дерзкими. Незаходящее летнее солнце растопило снег, и его тепло придавало нам сил и храбрости. Мы толковали о забастовке ради нашей свободы, прикидывали шансы, но что делать, как взяться, никто не знал”[1746].

В ночь на 30 июня в шахте “Капитальная” были обнаружены листовки с призывами не давать угля. В тот же день в шахте № 40 на стене появилась надпись: “Не давать угля, пока не будет амнистии”. Аналогичные призывы писались на вагонетках, которые выходили из шахты на поверхность пустые, без угля[1747]. 17 июля на шахте “Капитальная” заключенные избили десятника якобы за то, что он призывал их “прекратить саботаж”. В этот день “все десятники второй смены, из-за боязни расправы над ними, спускаться в шахту отказались”.

Между тем в Речлаг прибыл большой этап заключенных – опять-таки из Караганды. Всем им обещали улучшение условий и пересмотр дел. Но на воркутинской шахте № 7 они не нашли никакого улучшения, наоборот, условия были чрезвычайно тяжелыми. На следующий день, 19 июля, 350 человек не вышли на работу[1748].

Забастовка быстро распространилась по лагерным отделениям, чему способствовала сама воркутинская география. Воркутлаг находился посреди огромного угольного бассейна, одного из крупнейших в мире. Шахты располагались широким кругом, между ними – другие предприятия: электростанции, кирпичные и цементные заводы. Каждое предприятие, как и город Воркута, и поселок Юр-Шор, было привязано к тому или иному лагерному отделению. Средством сообщения была железная дорога, поезда водили заключенные (их использовали в Воркуте на всевозможных работах). Машинисты, ездившие по большому кругу, и разнесли повсюду весть о забастовке на шахте № 7. Тысячи заключенных передавали друг другу новости шепотом, тысячи видели написанные на вагонах лозунги: “К чертям ваш уголь! Дайте нам свободу!”[1749] 29 июля 1953 года бастовали шесть из семнадцати отделений Речлага – 15 604 заключенных[1750].

В большинстве бастующих воркутинских и норильских лаготделений забастовочные комитеты должны были принимать решения в чрезвычайно опасной ситуации. Начальство было напугано и в зону не входило, риск анархии был велик. В некоторых случаях комитеты организовывали питание заключенных. Иногда им приходилось убеждать людей не вымещать злость на стукачах, которые были теперь совсем беззащитны. И воспоминания заключенных, и архивные документы говорят о том, что как в Речлаге, так и в Горлаге руководителями протестов (в той мере, в какой у них были руководители) почти всегда были западные украинцы, поляки и прибалтийцы. В документах МВД главарями названы украинец Герман Степанюк в Норильске и “бывший капитан польской армии” Кендзерский в Воркуте. Поляк Эдуард Бука в воспоминаниях о волнениях в Воркуте пишет, что он возглавлял забастовку на шахте № 29. Хотя он, безусловно, был в лагере в то время, по поводу его рассказа возникают сомнения, не в последнюю очередь потому, что многие руководители забастовок позднее были расстреляны[1751].