Гул проводов (СИ)

Но самобичевание — это минимум, который я заслуживаю. Мне ведь даже не больно. По-прежнему я ничего не чувствую. Я совершенно, абсолютно бесчувственная. Я вспоминаю моменты, проведенные вместе. Лучшие моменты. Как я, в очередной раз избитая отцом, пыталась сбежать из дома. Первый, кто пришел на ум, был Марк. К нему я и пошла. Он не стал задавать лишних вопросов, приютил меня, напоил какао, предоставил ванну. Мать его валялась пьяная, так что как минимум одна спокойная ночь была в нашем распоряжении. Он предоставил мне свою кровать, а сам лег на пол. Я отговаривала его, говорила, что сама могу на полу лежать, а он отвечал, что для его спины на полу лежать всё равно полезно будет.

Впрочем, поспать нам так тогда и не удалось. Мы сидели в комнате с выключенным светом, глядели в окно и разговаривали. О том, о сем. О своих любимых фильмах, музыке. Мы любили одно и то же, ибо смотреть у нас особо было нечего. Как и слушать. А он рассказывал о своем детстве. Он, как и я, был нежеланным ребенком. Отец бросил мать именно из-за её беременности и мать за это ненавидела Марка. А сейчас всё, что осталось от жизнерадостной и темпераментной женщины — алкоголичка, в перерывах между запоями либо жрущая, либо пропадающая неизвестно где. Жили они на пособие.

Я представляла его лицо. Его улыбку. Его глаза. Его тихий, как будто стыдливый смех. Его ямочки на щеках, неравномерно распределенные веснушки. И ничего не чувствовала. Как будто все чувства во мне заблокировали. Я превратилась в биоробота, куклу, виртуальную частицу, лишь жалкое подобие человека.

— Ударь меня, — сказала я Тому.

— Чего? — он удивленно на меня посмотрел, — За что мне тебя бить?

— Я хочу почувствовать боль. Я хочу узнать, что я живая.

Он взял меня за запястье и замер.

— Пульс есть, — серьёзно сказал он.

Я промолчала и закусила губу. Мне не было больно. Я испугалась.

— Я мертва, — прошептала я ему, — Я мертва, Том, я мертва. Я мертва.

— Не мертва, — сказал он, заглянув мне в глаза, — Ты живая. Просто у тебя шок. Это нормально.

— Нет, я мертва. Я не чувствую боль. Я не чувствую вину. Я мертва.

— Если бы ты была мертва, то мы бы сейчас не говорили. У тебя шок от того, что дорогой тебе человек в смертельной опасности.

— Дорогой?..

— Да. Можешь отнекиваться, сколько хочешь, но ты любила его. Потому и оттолкнула. Потому что не хотела, чтобы он страдал. Только любящий человек способен на такое.

— Я не любила его.

— Любила.

— Нет!!!

— То, что ты испытывала к Марку, было любовью, но ты этого не поняла. Потому что тебя не научили любви. Ты нежеланный ребенок, у тебя нет друзей. Я слишком скуп на проявление чувств, а Леа слишком занята своими болячками.

— Когда он меня спросил, люблю ли я его, я пыталась найти в себе это чувство. Но обнаружила лишь пустоту. Ты делаешь из меня этакую несчастную девицу, когда очевидно, что я пустышка. Это неправильно.

К нам подошел врач.

— Ну? — накинулись мы на него.

— К сожалению, нам не удалось спасти его.

— Что?! — Том надвинулся на врача, — Что значит «не удалось спасти»?!

— Травмы были слишком серьезными. Мы сожалеем.

— Вы должны были спасти его! Он не мог умереть! — казалось, я видела на лице Тома живые эмоции впервые, — Не мог, понимаете?!

Гул. Как у сломанного телевизора. Настойчиво раздирал мои уши мерзкий, противный гул.

— Мы ещё не закончили наш разговор… Мне так многое ему нужно сказать, — прошептал Том.

Голоса Тома и врача словно доносились до меня сквозь бурю. Хотя, скорее сквозь гул. Казалось, будто они разговаривали на каком-то незнакомом языке. Я перестала понимать происходящее вокруг. Что я здесь делаю? Стены кружили вокруг меня, потолок грозился раздавить меня. А белый цвет ослеплял меня.

Очнулась я уже на улице. Я лежала на скамейке, укрытая его халатом. Он сидел рядом и гладил мои волосы.

— Меня не было, нет, и не будет. Я — невидимое пятно, — сказала я не своим голосом. Именно не своим. Казалось, будто другой человек говорит.

— Ты была, ты есть, и ты будешь. Я не позволю тебе сойти с ума.

— Да что ты можешь сделать? Я ведь уже мертва.

— Ты не мертва.

— Перестань твердить одно и то же. Я не хочу тебя видеть.

— Хорошо. Тебе нужно побыть одной, я понимаю.

Он встал и ушел. У меня снова загудело в ушах. На этот раз громко. Как будто сирена звучала, оповещающая о катастрофе. Я заткнула уши, но это не помогло.

— Ну че там? — услышала я издали доносящийся грубый голос.

— Она шокирована. Ей нужно побыть одной, — сказал Том. Я едва разобрала слова. Их машина была припаркована позади меня, недалеко. Нас разделял здоровенный драндулет, — Я хотел сегодня ей признаться, но не успел.

— Так че те мешает? Она ж типа сломлена, а тут ты весь такой утешитель. Она те на шею бросится, отвечаю.

— Она не из тех, кто так просто полюбит. Чтобы она начала мне доверять, мне понадобилось несколько лет. И то, не полностью. Да и не до этого ей. Они с Марком поссорились, а потом он погиб и многое осталось недосказанным. А тут я со своей любовью. Не кажется ли тебе подлым пользоваться чьим-то горем?

— Ты так промолчишь до конца своих дней.