– Это наши ребята, которые на Ближнем Востоке, при последнем штурме базы… Там месиво было, там их всех до одного положили и головы – горкой, – пошёл гулять шепоток по толпе. – Сегодня ночью «борт» прилетел.
Может, эти, может, не эти, может, просто пустые гробы… Кто знает.
Люди в толпе молча расступались перед скорбным шествием.
И тут к катафалкам подошёл полицейский наряд.
– Вы откуда, вы кто? – довольно грубо спросили полицейские.
– Я?! Мать моего сына! – громко сказала женщина в чёрном. – Который там, в гробу. Потому что вы… Он! – ткнула она пальцем в сторону Белого дома. – Убили его!
Мать услышали многие, так как она говорила громко, почти кричала, и голос у нее был хорошо поставлен и паузы выдержаны.
– Вы все убийцы! Но главный убийца – он! – снова ткнула она пальцем в дом на холме. – Он послал моего ребёнка туда, куда нас никто не звал. Он убил много наших детей, он – детоубийца!
Все и всё затихло, а там, в дальних рядах, передавали произнесённые слова, может быть, даже чуть перевирая их, чтобы усилить…
– Пустите меня, я хочу, чтобы он, чтобы убийца, увидел моего сына. Пусть он посмотрит мне в глаза!
И женщина стала напирать на полицейских, а те не пускать ее.
– Назад, назад, гробы не санкционированы.
– А смерть санкционирована? Кем?.. Им?..
– Назад, вам сказали! – повысили голос копы.
Тут они, конечно, были не правы, надо было пропустить эти гробы, и на этом бы всё кончилось. Но они упёрлись. Слишком много нагнали полицейских и, наверное, не все были проинструктированы должным образом. Или, напротив, должным.
– Назад!.. Если вы теперь же не уйдёте, мы будем вынуждены применить силу.
– Чего?! – возмутился какой-то ветеран. – Силу? Против кого?!
Полицейские вытащили дубинки. Чего тоже делать не следовало. Их коллеги из оцепления недоуменно пожимали плечами, глядя на них, но никто не вмешивался, потому что здесь у каждого своя задача.
Атмосфера стала накаляться, да и много ли для этого надо, когда виски, гробы и еще две сотни психов, состоящих на учёте, которые чёрт знает как сюда попали?
– Убери палку, пока я тебе ее не засунул!.. – крикнул какой-то фактурный, с зычным голосом ветеран.
– Заткнись! – не менее грубо ответил коп.
– Убийцы! – закричала тонким голосом, срываясь на визг, женщина. – Убийцы детей! Они… Они убили тебя, Джонни! – И, упав на гроб, стала обнимать, тискать и целовать его.
И это было ужасное, но и одновременно красивое до эпичности зрелище, которое никого не могло оставить равнодушным.
– Назад!
– Руки убрал!..
И эти крики, виз, плач и скопление народа что-то такое переключило в мозгу у психов, потому что им противопоказаны сильные эмоции. У них от этого обострения случаются, ну, просто крышу сносит.
– Убери дубинку! – завопил один из таких психов, больше похожий на инвалида, потому что весь перекорёженный войной и лечением. И накинулся на полицейского с кулаками.
Полицейский, защищаясь, оттолкнул его, и тот рухнул навзничь, ударившись затылком об асфальт, и замер в неестественной, словно сломанная кукла, позе.
– Ты… инвалида! – взревел ветеран.
– Уби-и-ли! – истерически завизжала какая-то женщина. – Калеку убили!
И толпа, которая сзади, стала напирать, чтобы увидеть, что произошло, отчего пространство вокруг полицейского наряда сузилось.
– Назад!
А тут еще откуда-то чёрт принёс группу вьетнамцев в хорошо узнаваемых соломенных шляпах. Вьетнамцы пришли посмотреть на Белый дом и, как назло, были одеты в полувоенную форму. Так всё нехорошо совпало. И психи, погружаясь всё глубже в свой полубред, заметили их, и глаза у них стали расширяться и стали как блюдца.
– Здесь «Чарли»! Они здесь! Вьетконг наступает! – забеспокоились, забегали глазками, зашептали они, затравленно озираясь по сторонам, не зная, что делать.
Но кто-то из них один, какой-то бывший сержант вдруг вспомнил, погрузился и принял командование на себя, спасая своё, окружённое партизанами подразделение
– Взво-од!.. – рявкнул он, перекрывая окружающий гвалт. – Слушай командира! Слушай мою команду!.. В атаку! Вперёд, «baggy Asses», вперёд, «мешковатые задницы»!
И эти, из прошлого, привычные команды, узнаваемый боевой сленг и командирский рык возымели своё волшебное действие, что-то окончательно замкнув в больных мозгах сумасшедших ветеранов, и они, вообразив себя на войне, оскалившись, бросились на вьетнамцев. Но как-то неудачно, потому что вьетнамцы приняли боевые стойки и отбросили нападавшую сторону назад, причинив им серьёзный урон. И это увидели все, и это было обидно, потому что в такой день!..
– «Чарли» наших бьют! – истошно заорал кто-то.
И из толпы, со всех сторон, попёрли в потасовку ветераны вьетнамской и других войн, уже нормальные, уже без сдвига. Но всё равно со своими боевыми тараканами в башке.
– Назад! – закричали уже не «те», уже которые в оцеплении полицейские, пытаясь защитить от самосуда вьетнамских туристов. Но разве можно остановить психа в пике обострения, когда тому нужно своих товарищей от вьетконговских партизан отбить?
Полицейские сомкнулись.
– Предатели!.. Они продались «Джонни»!