…и тут удар указкой обжигает ей пальцы! От стыда и неожиданности у Милы едва не опорожняется мочевой пузырь, а под юбкой вспыхивает жгучий, липкий, болезненно-сладкий спазм, словно Стуженцева огрела её указкой прямо промеж ляжек.
Оказывается, математичка подкралась сзади, оставив Димку горевать над упавшим пирожком. Её плохо покрашенные неряшливые брови дрожат от злобы.
– Стах, и ты туда же? Хватит вошкаться! Повтори, что я сейчас говорила?
Класс хихикает. Залившись румянцем до ушей, Милослава дует на отбитое запястье. Математичка возвышается над ней, готовая треснуть ослушницу по второй руке. Стуженцева покачивается на каблуках своих стоптанных бордовых туфель, на девчонку падает её тень – какая-то нелепая, совиная. Мила чувствует, что теперь её трусики точно промокли. Внизу живота корчится огненная саламандра, плюющая иголками куда-то под диафрагму – шестиклассница испытала первый в своей жизни оргазм.
– Сидите тут… кто в лес, кто по дрова, – наконец бурчит математичка. – А в конце четверти «двойки» исправлять ползёте!
Не дождавшись ответа, Стуженцева ещё несколько минут нависает над хорошисткой Стах с пылающими ушами, продолжая бубнить о коэффициентах и слагаемых. Несколько минут Милослава не решается почесать себя между ног и эти минуты превращаются в неожиданно приятную пытку. Шестиклассница слабо ёрзает на стуле, это не приносит облегчения, между ног всё звенит, а влажные трусики натянулись как перчатка.
В тот же вечер дома, сидя за уроками в домашнем платьице, Мила вслух прилежно зубрит математику, но в правой руке сжимает деревянную линейку. Время от времени Мила лезет левой рукой под подол застиранного платья, перешитого из маминого сарафана. Не отводя глаз от страницы, скользит пальцами по колготкам, вожделенно нащупывает в паху набрякшие от сырости плавки. Вот сейчас… сейчас…
Однако в последнюю секунду Мила резко, яростно бьёт себя линейкой по руке! Раздаётся громкий сухой треск, словно кто-то щепает лучину. Вскрикнув сквозь зубы, школьница выдёргивает руку из-под подола, будто её укусила змея. На левом предплечье вздувается красный рубец, щёки Милы вспыхивают от боли, но бразильские глаза горят непонятным восторженным светом.
***
В прошлый четверг Грызун подошёл к делу основательно, даже раздобыл учебник алгебры для шестого класса и настоящую учительскую указку.
Урок начался. Накрашенная и напудренная школьница-Милослава в кожаной тужурке, теснейших колготках и белом латексном переднике усажена за стол. Перед нею пенал и ученическая тетрадь. Раздвинутые ноги и талия «школьницы» прикованы к стулу цепью, но руки свободно лежат на столе. Милославе разрешено писать, рисовать, корчить рожи, разглядывать свои ногти или вообще ничего не делать… ей запрещено лишь одно: прикасаться руками к себе!
Строгий учитель возвышается перед нею, небрежно опершись на край парты. В Грызуне умер великий мастер перевоплощения. Он вжился в роль, он действительно ведёт себя так, будто преподаёт давно надоевший предмет целому классу бездельников. Это при том, что вообще-то его профессия далека от учительской – Грызун оканчивал строительный политех. В белой рубашке и костюме, приспустив очки на кончик носа, партнёр Милославы монотонно читает текст:
– Чтобы умножить смешанное число на натуральное число, можно умножить целую часть на натуральное число, умножить дробную часть на это натуральное число и … Стах, не вертись!
Деревянная указка угрожающе вздымается. Затянутая в кожу и колготки, Милослава чувствует, что возбуждена. Дико возбуждена. Её просто распирает от желания и полового зуда! Пытаясь унять похоть, женщина бесцельно ёрзает ягодицами по стулу – лаковый капрон отзывается снежным хрустом и свистом, напряжённые гениталии ноют, намертво стиснутые трусами под фартуком, обнажённая спина дрожит от вожделения. Когда ученица-пленница возит прикованными бёдрами, коварные трусики всё туже погружаются в её лоно.
Читает Грызун размеренно, плавно, без ошибок, не отрываясь от учебника, однако Милослава знает, что учитель внимательно следит за её красивыми гладкими руками.
– … и сложить полученные результаты, – Грызун постукивает указкой по парте. – Записали? Стах? Ты уснула? Не слышу!
Милослава пищит «да!» Трясущейся рукой она выводит в тетрадке какие-то каракули, но все её мысли и желания сосредоточены вокруг собственного лобка. Она снова в шестом классе на уроке у выдры Стуженцевой. Ей срочно, смертельно срочно хочется почесать себя между потных ног, поправить грудь, отлепить от промежности кипящие колготки…
Капрон на ляжках поёт неслышную, влажную, липкую симфонию, от паха женщины исходит адский жар. Упряжь трусиков врезается в плоть Милославы, жалобно потрескивает, до звона переполненная набухшими интимными губами.
– Владимир Олегович! – шепчет Милослава. В её голосе почти настоящие, неподдельные слёзы. – Можно выйти?