Грызун

От дразнящих прикосновений пленница дёргается в оковах, а ладонь Грызунихи продолжает скользить по напрягшимся упругим холмикам и впадинам её истерзанного тела. Ключицы, живот, подмышки, низ живота… Словно неведомый художник вразброс рисует свои дьявольские узоры на своём покорном, сверкающем, живом, мычащем полотне. Его кисть извлекает из безропотной рабыни музыку звуков и чувств.

Пальцы Киры трогают поочерёдно все рёбра – Мила едва не задыхается от щекотки. Пальцы обводят контуры бёдер – Мила воет, как распалённая панельная девка под пьяным матросом. Пальцы касаются выпуклых, защемлённых в железе сосков – Мила воет как раненая волчица с простреленной грудью.

Поясница, локти, живот, шея, уши… рискуя вырвать себе руки из плеч, Мила плачет, смеётся и рычит от дикого желания. Она ждёт, когда же Грызуниха Кира доберётся до её стянутого нейлоном лобка. «Пояс целомудрия» давно промок насквозь. Если его снять, на женские бёдра хлынет озеро булькающей лавы с температурой три тысячи градусов.

Пальцы мучительницы бегут по животу, чертят петлю вокруг пупка… ниже… ещё ниже… вот они уже приближаются к тому месту, где у Милы обычно находится верхняя резинка трусиков. Ещё бы спуститься на пару дюймов ниже!… и сильнее!… больнее!… туда!… боже, почему так крепко прикованы руки и не расстёгивается зловредный карабин?

В мозгу у распластанной Милы Стах – ни одной мысли. Весь мир сосредоточен на летящей по её телу сладостно-мучительной кисти художника…

– Ты сделаешь кое-что для меня, – гипнотически шепчет Кира. – Ты ведь дашь мне свой рот?

Вопрос чисто риторический. Зачем спрашивать разрешения сделать что-то с сырым накрашенным ртом Милославы, если деваться из цепей ей всё равно некуда? От долгих пыточных процедур, кандалов и тесных кожаных плавок тело Милы Стах настолько мокрое и липкое, словно она купалась в кипящем курином бульоне. В глубине полураскрытого рта мотается розовый язык и полощется слюна. Иногда длинные нитки слюны перехлёстывают через край и текут с уголков губ.

Вынырнув из малинового костюма и скинув трусы, Кира садится на лицо разложенной рабыни в чёрном кэтсьюте. Её груди могут посоперничать величиной с грудью Милы Стах: два белоснежных дома, упрятанных в спортивный розовый лиф. Пушечные ягодицы Киры накрывают размазанное лицо Милославы, словно огромная подушка с пульсирующим родником посередине.

– Сделай мне, Милослава Сергеевна… – Кира Владленовна почти просит рабыню, устраиваясь на ней поудобнее. – Сделай мне то, чего давно не делает со мной Вовка, и может, я тебя прощу…

Всё это время Милослава сжимает прикованной рукой забастовавший карабин – свою последнюю надежду. И в этот миг карабин расстёгивается.

Не прекращая поступательно-сосательных движений языком, погребённая под тушей Киры женщина неловко поднимает освобождённую руку. Сначала кажется, что Милослава хочет вцепиться в горло своей мучительнице… но внезапно передумывает и крепко обнимает свою наездницу за обнажённую белую спину.

– Давно забытое ощущение… – блаженно бормочет в пространство Кира Владленовна. – Как хорошо! Боже, как хорошо…

***

Гремит замок, распахивается дверь – в квартиру-студию врывается Грызун.

Обычно неторопливый и представительный, сегодня Владимир Горный страшно торопится. Проклятые гаишники по пути вынесли ему все мозги, он опаздывает к Милославе на целых полчаса и переживал, что «сучка на случке» его не дождётся.

– Маленькая моя, я здесь! Я прилетел! Почему ты не берёшь… Кира? Ты? Откуда?

Вова-грызун замирает, словно наткнувшись на бетонную стену. Он видит разбросанные по комнате вещи, видит десертный столик с прикованной к нему Милой Стах в чёрном кэтсьюте. Её тело снизу доверху облито нейлоновым полупрозрачным комбинезоном, обтягивающим тело без единой складки и морщинки. Под синтетической плёнкой выделяются настороженные соски, капелька пупка, туго обхваченное лоно. Он слышит в воздухе тот самый запах, который у них с Милой обычно царит после горячей БДСМ-сессии: запах дублёной кожи, нержавеющей стали, сексуального сока, дамского пота и слишком тугого нижнего белья.

Но прежде всего Владимир, конечно, видит свою собственную голую супругу Киру Владленовну, уютно оседлавшую рот его любовницы. Из-под живота Киры доносится тяжёлое дыхание, сопение и чмоканье, которые ни с чем нельзя перепутать.

– А-а-ах, Милочка… да, солнышко… – Кира томно ёрзает на пленнице могучим задом. – Вовчик, это ты? Проходи, присаживайся! Видишь, мы уже познакомились…