Реакция жителей Уотербери была неоднозначной. Естественно, город пчелиным роем гудел о том, что у заправского бабника наконец появилась постоянная девушка, и эти отношения не похожи на что-либо, бывшее прежде. Ведь Гектор обожал меня и ни от кого не собирался это скрывать.
Между нами тугим узлом завязалась крепкая ментальная связь. Будучи рядом, нам важно было смотреть друг другу в глаза, без слов считывать эмоции, оттенки и выражения, по взгляду понимать друг друга. Окружающих это удивляло, некоторых даже умиляло.
Хотя были и те, кто с недовольством фыркал, кривил лицом, глядя в нашу сторону. Их было немного, и Гектор даже не замечал негодования своих поклонниц, потерявших всякую надежду завоевать сердце лучшего гонщика. А вот я замечала, но, по большому счету, испытывала только злорадное ликование победителя.
На Гранж Пул Драйв на нас обрушились подкалывания и изощренные шутки пилотов и механиков. Они искреннее радовались такому повороту событий, хитрыми взглядами окидывали нас с Гектором и сообщали, что еще раньше нас обоих догадывались, к чему дело идет. Соулрайд и я смущенно улыбались, не зная, куда деваться от доброй иронии общих друзей. Особенно ехидным был Генри, он рассказывал всем, что если бы не текила, которую он нам предложил в день рождения, мы с Гектором еще бы долго воротили друг от друга нос.
И только Билл помалкивал. Зато взгляд у него был говорящий. Он обвинял, обличал меня в чем-то, этот взгляд. Хартингтон был недоволен тем, что я, пользуясь его дружелюбием (если это было оно), проложила себе дорожку на Гранж Пул Драйв и сошлась с Соулрайдом – его соперником. Желтый ощущал себя частью «коварного плана», жертвой моей расчетливости. Он, а не Гектор, должен быть рядом и обнимать меня.
Постепенно Уотербери (исключая единичные случаи) начал привыкать к тому, что мы с Соулрайдом повсюду появляемся рука об руку – вместе едим, отдыхаем, гуляем; катаемся на машине, из которой на всю громкость играет Iron Maiden или Metallica, одинаково любимые нами обоими; посещаем вечеринки, зачастую ради реакции окружающих вырядившись во что-нибудь нелепое, вроде пляжных шорт, военных сапог и теплого свитера, и обязательно – бейсболка и очки, даже если на улице ночь. Нам нравилось выглядеть как два сумасшедших и ловить на себе косые взгляды недоумевающей публики.
Совсем недавно эти двое порознь представляли собой абсолютно адекватных людей, а теперь они вместе, и это какое-то безумие, они неудержимо творят глупости и радуются этому! Да, мы радовались. И да, мы были сумасшедшими. Потому что любили друг друга. Потому что больше ничего для счастья не требовалось, кроме как открывать глаза по утрам.
Это совсем другое
– Я еще никогда не видел его таким счастливым.
Мы с Тревором сидели на трибунах и наблюдали за тем, как проходит тренировка. Сам Тревор не принимал в ней участия, потому что на днях повредил ногу, упав с лестницы. Но даже травма не мешала ему просто появляться на Гранж Пул Драйв, где он привык проводить большую часть своей жизни, где практически текла его кровь и все мыслительные процессы.
– Серьезно?
– Серьезно. То есть, я имею в виду, Гектор… он же всегда веселый и жизнерадостный, шутит и пышет энергией. Ну, да ты знаешь его нрав. Только один раз я видел его злым: на той вечеринке, когда он узнал, что ты не пришла из-за него. Но теперь вы вместе, и Гектор… он… воодушевлен, как никогда прежде. Одного взгляда в его сторону достаточно, чтобы сказать: да, у этого человека есть все, и каждый вздох ему в радость.
– Приятно это слышать. Спасибо, Тревор. Я только одного боюсь…
– Чего
Я уже пожалела, что решила поделиться откровением, но довела начатое до конца.
– Что потеряю его. Стану ему не нужна. Знаешь, ведь… это –
– Откуда такие мысли? У вас с ним какие-то проблемы?..
– Нет, все прекрасно. Но до моего появления Гектор был… – я замялась, подбирая слово.
– Бабником?..
– Да. Спасибо, что произнес это слово вместо меня.