Она взяла продолговатую, наклеенную на картон фотографию в рамке и поднесла ее к свету. Снимок, пожелтевший от времени, но не утративший своей четкости, запечатлел сидевшего в резном кресле Оррина Джадда в окружении дочерей. В те дни он, по-видимому, был необычайно крупным, сильным и красивым мужчиной. Младшая из дочерей, Алтея, стройная и привлекательная, смотрела прямо в объектив с мягкой улыбкой на лице; отец нежно обнимал ее за плечи. С другой стороны к Оррину Джадду приникла Гортензия, словно пытаясь привлечь к себе его внимание. Летти, тонкая и хрупкая, стояла рядом с Алтеей, печально улыбаясь. Ее правая рука, вытянутая вдоль тела, не носила на себе никаких признаков увечья.
— Три мои девочки, — проговорил Оррин. — Мы с женой возжелали для них многого. Каких только планов мы с ней не строили! Но она прожила недолго и даже не увидела, как они подросли, а после ее смерти… все пошло наперекосяк, не так, как надо.
Он помолчал с минуту, затем воскликнул с неожиданной злобой:
— Я должен был запретить Джону Кингу посещать наш дом! Что он мог предложить Алтее, если она имела все, что желала?
Камилла не могла не вступиться за отца.
— Мама получила то, о чем мечтала, дедушка, — мягко возразила она. — Если бы вы как следует узнали моего отца, то полюбили бы его.
Старик несколько мгновений смотрел на нее не мигая, и Камилла не знала, до какой степени разгневала деда своим заступничеством за отца. Наконец Оррин Джадд сказал:
— У тебя есть свой характер, и это мне нравится. По крайней мере, ты честна со мной. Не сюсюкаешь попусту.
Он взял фотографию и положил ее на раскрытые страницы Библии; теперь его взгляд затуманился, словно старик утратил ясность мысли.
— Может быть, мне уйти и дать вам возможность отдохнуть? — неуверенно предложила Камилла.
Он явно встревожился.
— Нет, нет! Не покидай меня, девочка. Я должен тебе рассказать… О том, что произошло…
Старик начал задыхаться, но, когда Камилла уже повернулась, чтобы пойти за сиделкой, он протянул руку и с неожиданной силой схватил ее за запястье. Судорожно ловя ртом воздух, Оррин Джадд торопился поскорей выговорить слова, исполненные для него глубокого смысла.
— Неладно… Что-то неладно в этом доме. Ты должна выяснить причину, моя девочка. Здесь затевается дурное дело. Когда мне станет лучше, я докопаюсь до правды. А пока… — он с трудом выдавливал из себя каждое слово, — …понаблюдай за Летти, — проговорил он из последних сил и замолчал.
— Вы не должны так волноваться, дедушка, — прошептала Камилла. — Отдохните. Поговорим завтра. Вы расскажете мне обо всем, что я, по-вашему, должна знать.
Его пальцы, сжимавшие руку Камиллы, ослабели.
— Устал, — прохрипел он. — Дом Алтеи — твой дом… ты должна помочь мне спасти его. Не позволяй им…
— Конечно, дедушка, — торопливо согласилась она. — Я останусь здесь, если вы этого хотите. Проведу в Обители столько времени, сколько понадобится, и сделаю все от меня зависящее, чтобы вам помочь.
Ей показалось, что он расслышал ее слова и что они его успокоили. Хотя старик ничего больше не говорил, Камилла почувствовала, как между ней и дедом устанавливаются отношения любовного доверия, родства. Они одной крови. Они принадлежат друг другу. Камилла ощущала, что он читает в ее глазах, как в раскрытой книге, и черпает в них надежду и умиротворение. Она не сомневалась, что они с дедом полюбят и оценят друг друга. Но сейчас он изможден, ей пора уходить
В коридоре Камилла увидела сиделку, которая устроилась на сундуке, свесив с него натруженные ноги, и дремала. Гортензия исчезла.
— Вам лучше пойти сейчас к нему, — обратилась к сиделке Камилла.
Женщина встала и поспешила в спальню, закрыв за собой дверь.
Камилла, пройдя по пустому коридору, вернулась в свою комнату и села у огня, чувствуя себя опустошенной и в то же время воодушевленной. Ей казалось, что она перенеслась в новую эпоху своей жизни на волне любви и взаимного доверия, установившегося между ней и дедом. Странно, что это не потребовало от нее никаких усилий. Но душевное сближение со стариком таило в себе не только радость, но и мучительную боль. Камилла понимала, что вскидывает на свои плечи все горести и заботы Оррина Джадда, его сожаления о прошлом и надежды на будущее. Она сдержит слово и останется в этом доме, пока дедушка будет в ней нуждаться. Хотя ее сильно тревожила антипатия, которую она читала в глазах Гортензии; ей не удалось заручиться доверием тети. Однако се главная задача — помочь несчастному старику, дедушке.
Камилла не понимала, что он имел в виду, когда говорил о неладном, дурном деле, затевавшемся в этом доме. Ясно одно: он испытывает недоверие ко всем, кто обитает под этой крышей, хотя подозрительность вполне может оказаться следствием слабости и болезни. Она не должна торопиться с выводами, пока не выслушает все, что он хочет ей сказать, пока не присмотрится к другим членам семьи.