- Место давай атаману! Место! - кричат казаки.
Потащили его к качелям:
- Прелесть кругом увидишь!
Усмехнулся Степан Тимофеевич:
- А вдруг как не то с высоты увижу?
- То самое, то, - не унимаются разинцы. - И Волгу, и плёс, и приволжские кручи. Над лесом взлетишь, атаман. Как сокол расправишь крылья.
Залез на качели Разин. Вместе с девушкой местной - Дуняшей. Замерло сердце у юной Дуняши. Вцепилась она в верёвки.
Набрали качели силу: то вверх, то вниз, то вверх, то вниз. Разгорячился Степан Тимофеевич. Разметались под ветром кудри. Полы кафтана, как крылья, дыбятся. Глаза чёрным огнём горят.
Всё выше и выше взлетают качели. Режут небесную синь.
- Вот это да! По-атамански, по-атамански! - кричат казаки.
Побелела совсем Дуняша.
- Ух, боязно! Ух, боязно!
- Девка, держись за небо! - какой-то остряк смеётся.
Состязаются весельчаки:
- Отец атаман, бабку мою не видишь?
- Может, ангелов в небе видишь?
- Как там Илья-пророк?
- И ангелов вижу, и бабку вижу. А вона едет в карете Илья-пророк, отвечает на шутки Разин. А сам всё время на север смотрит - туда, куда дальше идти походом. Даже ладошку к глазам подводит.
Заприметили это разинцы.
- Что там, отец атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
- Что видишь, отец атаман?
Молчит, не отвечает Степан Тимофеевич.
Недоумевают внизу казаки. Может, пожар атаман увидел? Может, боярские струги идут по Волге? Или вовсе какая невидаль? Прекратилось вокруг веселье. Обступили качели разинцы.
- Что видишь, отец атаман?
Выждал Разин, когда всё утихло:
- Горе людское вижу. Слёзы сиротские вижу. Стоны народные слышу. Ждут нас людишки. На нас надеются.
Кольнули слова атамана казацкие души.
Замедлили мах качели. Спрыгнул на землю Разин. Подошёл к нему сотник Веригин:
- Правда твоя, атаман. Не ко времени отдых выбран.
- Верно, верно, - загудели кругом казаки. - Дальше пошли походом.
Поднялось крестьянское войско. Сотня за сотней. Отряд за отрядом. Вздыбилась дорожная пыль.
Остались в селе качели. Долго ещё на них мальчишки взлетали в небо. И, замирая на высоте, вслед ушедшим войскам смотрели.
Г л а в а т р е т ь я
СНЯТСЯ БОЯРАМ СТРАШНЫЕ СНЫ
ЕПИФАН КУЗЬМА-ЖЕЛУДОК
Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник - Разин верхом на коне.
В тревоге живут бояре. И в Твери, и в Рязани, и в Орле, и в Москве, и в других городах и сёлах.
Послышится цокот копыт по дороге - затрясутся осинкой боярские ноги.
Ветер ударит в окна - боярское сердце замрёт и ёкнет.
Боярин Епифан Кузьма-Желудок боялся Степана Тимофеевича Разина не меньше других. А тут ещё барский холоп Дунайка рассказывал ему что ни день, то всё новые и новые страсти. И, как назло, всегда к ночи.
Много про Разина разных слухов тогда ходило. И с боярами лют, и с царскими слугами крут. И даже попов не жалеет. А сам он рождён сатаной и какой-то морской царицей. В общем, нечистое это дело.
- Пули его не берут, - говорил Дунайка.
- Пушки, завидя его, умолкают.
- Перед ним городские ворота сами с петель слетают.
- Ох-ох, пронеси господи! - крестился боярин Кузьма-Желудок.
- А ещё он летает птицей, ныряет рыбой, - шепчет Дунайка. - Конь у него заколдованный - через реки и горы носит. Саблю имеет волшебную. Махом одним сто голов сбивает.
- Ох, ох, сохрани господи!
- А ещё, - не умолкает Дунайка, - свистом своим, мой боярин, он на Волге суда привораживает. Свистнет, и станут на месте струги. Люди от погляда его каменеют.
- Ох, ох, не доведи свидеться!
Живёт боярин, как заяц, в страхе. Потерял за месяц в весе два пуда. Постарел сразу на десять лет. На голове последних волос лишился.
Молился боярин Епифан Кузьма-Желудок, чтобы беда прошла стороной. Не услышал господь молитвы.
И вот однажды ночью случилось страшное. Открыл бедняга глаза - Разин стоит у постели.
Захотел закричать боярин. Но понимает - не может.
И Разин молчит, лишь взглядом суровым смотрит. Глаза чёрным огнём горят.
Чувствует боярин, что под этим взглядом он каменеет. Вспомнил слова Дунайки. Двинул рукой - не движется. Двинул ногой - не движется.
- О-о!.. - простонал несчастный. Но крик из души не вышел.
Утром слуги нашли хозяина мёртвым.
- С чего бы?
- Да как-то случилось!
Не понимают в боярском доме, что с барином их стряслось.
- Что-то рано господь прибрал.
- Жить бы ему и жить.
- Может, выпил боярин лишку?
- Может, что-то дурное съел?
- Сон ему, может, недобрый привиделся? Уж больно всю ночь стонал.
...Снятся боярам страшные сны. Снится им грозный всадник.
ВЕРХНИЙ ЛОМОВ, НИЖНИЙ ЛОМОВ
Стояли они по соседству. Два небольших городка - Верхний Ломов, Нижний Ломов.
Когда разинцы брали города, они поступали так. Собирали на площадь народ. Приводили сюда воеводу. Люди и решали его судьбу.
Разинский сотник спрашивал:
- Карать или миловать?
Если люди кричали: "Карать!" - воеводу тут же при всех казнили.
Если кричали: "Миловать!" - отпускали его, не тронув.
Так было в Саратове, в Самаре, в Чёрном Яру, в Царицыне. Так поступали восставшие и в других городах.
Оба Ломова взял разинский атаман Михаил Харитонов.
Ворвались разинцы в Нижний Ломов. Собрали народ. Привели воеводу.
Вышел вперёд Михаил Харитонов:
- Карать или миловать?
Кто-то крикнул:
- Карать!