Об этом эпизоде вспоминает один из офицеров 2-го батальона 22-й бригады оперативного назначения: “Мы вышли и тихо прошли метров 100–150, пересекли дорогу, которая тянулась перед комплексом консервного завода. Разделились на две группы и без шума заняли первые кирпичные здания — бараки на территории завода. Закрепились. Через некоторое время нас должны были поддержать и 255-й полк, и другие подразделения бригады, подтянувшись на наши позиции. Но вскоре нас обнаружили боевики — они располагались буквально в десятке метров перед нами в соседних строениях. И тут же открыли шквальный огонь. Завязался бой. Стреляли мы друг в друга почти в упор. Но боевики укрывались за стенами завода, и достать их можно было только из подствольников. Я приказал своим бить гэпэшками (выстрелами из подствольного гранатомета ГП-25. — Авт.) по навесной траектории, бить в стены, чтобы осколками можно было поразить бандитов. Они тоже стали закидывать нас гранатами, обстреляли из минометов. Некоторые гранаты и мины взрывались прямо над нами, на крыше, и сверху на нас летели и осколки, и обломки конструкций. Справа я тоже слышал стрельбу в соседнем бараке — там была группа во главе с комбатом капитаном Шлыковым.
Стало ясно, что еще какое-то время — и боевики нас дожмут окончательно. Они уже стали обходить с флангов, беря нас в клещи. Мы попытались связаться с бригадой — безуспешно. Связи не было. Каким-то чудом вышли на наших минометчиков. Объяснили, где мы находимся, и запросили огонь. Те дали залп. Это было в общем-то опасно, так как боевики находились совсем рядом, но мины легли удачно и отсекли бандитов. Нам удалось выйти из барака и отойти к своим под прикрытием минометного огня. Кроме того, я бросил дымовые шашки, это тоже помогло.
В какой-то момент замешкался пулеметчик, я его просто столкнул в окоп и прикрыл какими-то мешками, чтобы осколки не посекли. При отходе не вышел из боя мой боец — младший сержант Джангр Онаев. Я вроде бы видел, как его задело то ли пулей, то ли осколком. Он остался в корпусе, вытащить я его не смог. Даже когда через неделю мы все-таки взяли консервный завод, я Онаева не нашел. Жив или мертв он — я тоже не знал. Думал, боевики забрали его с собой. Они часто так делали, чтобы потом обменять на своих. Он долго числился без вести пропавшим. Обнаружил его только 18 февраля, когда Грозный был уже освобожден. Онаев, оказывается, все время пролежал в здании, просто его завалило конструкциями. Парень был из Калмыкии”.
Таким образом, несмотря на первоначальный успех, развить его не удалось: комплекс консервного и молочного заводов по-прежнему оставался в руках боевиков. На совещании в Ханкале в штабе группировки особого района г. Грозный, конечно, факт неудачного штурма заводов послужил поводом для серьезного разбора ситуации: все искали причины, не позволяющие преодолеть этот злополучный рубеж. Естественно, кроме всего прочего вышли и на морально-психологический настрой личного состава. Не оставили без внимания вопрос увольнения отслуживших свое солдат и сержантов, что, кстати, было общей проблемой для многих воинских частей внутренних войск и Министерства обороны, задействованных в специальной операции в Грозном. Ситуация с каждым днем становилась все острее, противостояние достигло высокого накала, а в целом ряде воинских частей несколько сотен солдат, накопивших боевой опыт, хорошо знающих свою технику и оружие, нужно было уволить в запас. На их место должны была прийти смена из необстрелянных, не имеющих боевого опыта бойцов. Как это может отразиться на выполнении задач? Не приведет ли к неоправданным потерям? Однако закон есть закон. И хотя боевые действия и назывались контртеррористической операцией, но это все же не война до победного конца, и воюющим войскам приходилось соблюдать законы мирного времени, которые распространялись на всех служивых. Все понимали сложность ситуации. И готового решения ни у кого не было. Рассчитывать приходилось только на совесть и порядочность тех парней, что воевали в Грозном. Где-то нужна была и твердость приказа, чтобы отряхнуть солдатские души от налипших подстрекательских советов особо рьяных — хотя таких были единицы — “пацифистов”. Но в основном нужны были верные, убеждающие слова, которые бы проникли в сердце, в душу этих ребят. Они, оглохшие от ежедневных взрывов, автоматных и пулеметных очередей, способны были услышать эти слова…