Грозный эмир

Благородная Жозефина встретила ветреного любовника более чем прохладно. Во всяком случае, Герхарду пришлось довольно долго ждать, пока она завершит свой утренний туалет. Мондидье тщательно следила за своей внешностью, не жалея денег на мази и притирания для лица и тела, благо Восток поставлял их в больших количествах. Человек, близко не знающий Жозефину, дал бы ей от силы тридцать лет, но Лавалю уже успели шепнуть, что этой женщине под сорок.

– Я так понимаю, что ты решила обосноваться в Триполи до конца своих дней? – спросил Герхард, словно бы между прочим разглядывая с интересом шкаф из красного дерева, в котором хранились наряды хозяйки.

– Я уже немолода, Лаваль, мне надоело скитаться по свету.

– Триполи прекрасный город, но если верить слухам, тебя здесь любят не больше, чем в Иерусалиме.

– И что с того? – вскинула подрисованную бровь Жозефина.

– Мне показалось, что граф Луи устроил бы тебя больше, чем граф Понс, – скромно потупился Лаваль. – Что же касается Сесилии, то она в твоем раскладе лишняя.

– Ты проницательнее, чем я думала, Герхард.

– Не трудно было догадаться, – поскромничал Лаваль. – За твоим дворцом присматривают. Тебя не пускают в цитадель, где обитает графская семья. Все торжественные приемы в Триполи проходят без твоего участия. Тебя здесь пока терпят, но с большим трудом. Рано или поздно, либо у Понса, либо у Сесилии лопнет терпение, и они вышлют тебя из города.

– Браво, Герхард, ты подаешь большие надежды.

– Мне нужны деньги, Жозефина, – вздохнул Лаваль. – Я не могу явиться во дворец графа Триполийского в поношенном пелиссоне.

– Если ты собрался обольстить благородную Сесилию, то напрасно, – улыбнулась Жозефина. – У графини есть муж и есть любовник, коннетабль Венсан де Лузарш. При таком грустном раскладе тебе, Герхард, трудно рассчитывать на успех.

– Я не о себе хлопочу, а о тебе, Жозефина. Ты ведь нуждаешься в сведениях из графского дворца.

– Соглядатаев у меня достаточно, шевалье, я испытываю недостаток в решительных людях.

– Решительным людям надо платить, – задумчиво проговорил Лаваль. – Как видишь, я хорошо усвоил твои уроки, Мондидье.

– Сколько?

– Двадцать тысяч денариев и дворец в цитадели, – решительно заявил Лаваль. – Кроме того, тебе придется заплатить Теленьи половину от этой суммы и выделить ему дом с садом в одном из кварталов Триполи.

– Ты в своем уме, Герхард?

– Я не более сумасшедший, чем ты, Жозефина, – пожал плечами Лаваль. – Во всяком случае, я не назначаю свидания бекам в местных притонах.

– Ты получишь деньги и дворец только в том случае, если мой сын станет графом Триполийским.

– А ты не боишься накликать беду на голову несчастного Луи? – прищурился на Жозефину Лаваль. – Даже если мы устраним Понса, у нас могут возникнуть проблемы с Иерусалимом и Антиохией. Не говоря уже о Риме. Ты уверена, что атабек Зенги придет тебе на помощь?

– Уверена, – сухо ответила женщина, поправляя локон, выбившийся из прически. – А что касается Антиохии, то я рассчитываю на твою помощь, Герхард.

– При всех моих неоспоримых достоинствах, дорогая, я все же недостаточно силен, чтобы завоевать Жемчужину Востока.

– Ты завоюешь мужчину, Лаваль, и этого будет достаточно. Ты знаком с Раймундом де Пуатье?

– Мы, кажется, мы встречались в Иерусалиме, – нахмурился Лаваль. – Но, честно говоря, я не по этой части. Содомия всегда казалась мне жутким грехом.

Жозефина засмеялась и повернулась наконец к гостю лицом:

– Пуатье любовник Алисы, но очень надеется стать ее мужем. Влюбленных голубков разделяет только одно препятствие – благородная Франческа, пассия Базиля де Гаста. Базиль покинул Святую Землю, но обещал вернуться. И она его ждет. Возможно даже дождется, поскольку в ее благополучном существовании заинтересованы многие люди, весьма критически относящиеся к выскочке Раймунду. Теперь тебе все понятно, Лаваль?

– Я должен убить эту женщину? – нахмурился Герхард.

– Тебе до нее не добраться, шевалье. Это сделают негодяи, куда более искусные в своем ремесле. Но мне нужны гарантии со стороны Раймунда де Пуатье. Я помогу ему стать графом Антиохийским в обмен на невмешательство в дела Триполи. Ты получишь тысячу денариев, Герхард, за пергамент, исписанный Пуатье.

– Две тысячи, – потребовал Лаваль. – Мне придется делиться с Теленьи. Этот пьяница в курсе всех интриг, плетущихся в Святой Земле вот уже тридцать лет. А я здесь новичок и боюсь попасть впросак.

– Здесь пятьсот денариев, – бросила Жозефина кожаный мешочек на столик из слоновой кости. – Остальные ты получишь, когда выполнишь мою просьбу. И не вздумай шутить, шевалье, мне не хотелось бы хоронить своего любовника в столь цветущем возрасте.

– Могла бы обойтись без угроз, – укоризненно покачал головой Лаваль. – Я сделаю все, что смогу.

При виде монет Гаспар де Теленьи ожил и даже просветлел лицом. Длинные пальцы шевалье потянулись к золотым кружочкам, но Лаваль перехватил его руку:

– Сначала дело, Гаспар, а уж потом пьянство. Перед нами поставлена серьезная задача, и мы с тобой должны ее решить во что бы то ни стало. Иначе нас с тобой ждет жалкая участь, а возможно и смерть.