Грозный эмир

– Король при смерти, – произнес он надорванным голосом. – Мы с благородным Симоном доставили его в цитадель, но лекарь сказал, что долго он не протянет.

Весть была оглушительной и во многом неожиданной. Конечно, Болдуин хворал последние месяцы. Поговаривали, что он крайне болезненно пережил измену младшей дочери Алисы, но никто даже не подозревал, что его конец так близок.

– Ты сообщил о болезни Болдуина, благородной Мелисинде? – опомнился, наконец, Водемон-старший.

– Принцесса и Гуго де Сабаль уже в королевском дворце.

– Нам следует поторопиться, – забеспокоился шевалье де Музон. – А тебе, Фульк, в особенности.

Граф Анжуйский отправился к королю в сопровождении целой свиты из преданных шевалье. Увы, торопился он напрасно, наследнику так и не удалось услышать напутственные слова от благородного Болдуина, король отдал Богу душу за несколько минут до того, как встревоженный Фульк вбежал в его покои. Патриарх Иерусалимский собственной рукой закрыл глаза Защитнику Гроба Господня.

– Король умер, – сказал он тихо, и благородным шевалье не оставалось ничего другого, как молитвенно преклонить колени перед смертным ложем одного из самых доблестных мужей Святой Земли.

Поход на Дамаск пришлось отложить на неопределенный срок. Его вдохновитель благородный Болдуин де Бурк нашел свой последний приют в часовне Адама близ Голгофы, где уже покоилось тело его двоюродного брата и предшественника Болдуина Бульонского.

Коронация Фулька Анжуйского, к удивлению многих, прошла без особенных эксцессов. Сельджукам нового султана Массуда, занятым борьбой с халифом Мустаршидом, было не до франков. Правитель Дамаска Бури все еще не оправился от ран. Эмир Халеба Тимурташ носа не показывал из своей цитадели, боясь вездесущих ассасинов. А среди крестоносцев не нашлось смутьяна, осмелившегося бросить вызов даже не новому королю, а патриарху Иерусалимскому, без раздумий ставшему на сторону Анжуйского. Притихла даже Мелисинда, искренне опечаленная смертью отца. Казалось, ни что не мешало Фульку ознаменовать начало своего правления великим деянием, каковым бесспорно можно было бы считать взятие Дамаска. Увы, новый король Иерусалимский не сумел совладать со своим ревнивым нравом. Коннетабль Водемон и шевалье де Музон узнали о готовящейся расправе над Гуго де Сабалем от Этьена де Гранье, но, к сожалению, не сумели предотвратить чудовищную глупость. Когда лотарингцы ворвались в усадьбу Сабаля, там все уже было кончено. И двор, и сам дворец были завалены трупами сержантов и прислуги графа Галилейского. Музон насчитал два десятка тел, но среди них не оказалась трупа благородного Гуго.

– Может, они увезли его с собой? – предположил Этьен де Гранье, осматривая с помощью горящего факела очередного покойника.

– Зачем? – пожал плечами Водемон и, обернувшись к сыну, зло добавил: – Я же приказал тебе присматривать за этим негодяем!

– Все вершилось в строжайшей тайне, – заступился за расстроенного Эмиля шевалье де Гранье, – мне сообщил о нападении слуга Сабаля, чудом вырвавшийся из усадьбы, уже окруженной анжуйцами.

– И где тот слуга?

– У маршала де Картенеля, – вздохнул Этьен. – Благородный Годемар сразу же взял его под свою опеку.

– Слуга опознал убийц?

– Имя шевалье де Лаваля он назвал одним из первых.

Коннетабль прямо из усадьбы Сабаля отправился во дворец к королю, несмотря на то, что в Иерусалиме царила глубокая ночь. Фульк Анжуйский, к которому лотарингцев пропустили после долгих препирательств, изобразил недоумение, причем настолько бездарно, что благородный Рауль даже застонал от досады. При всех своих видимых достоинствах новый король не обладал способностями к лицемерию, что в создавшейся ситуации делало его позицию очень уязвимой.

– Я отправил Мелисинду под усиленной охраной в цитадель, – холодно произнес коннетабль. – Она считает, что пребывание в твоем дворце, благородный Фульк, для нее не безопасно.

– А по какому праву ты, благородный Андре, вздумал распоряжаться в моем доме и в моем королевстве?!

– Мне удалось опередить храмовников, уже спешивших на помощь королеве, но ситуация остается крайне сложной, – продолжал Водемон, словно бы не замечая ярости короля. – Где шевалье де Лаваль?

– Откуда мне знать!

– Он убил де Сабаля или нет? – повысил голос коннетабль, чем, кажется, поверг Фулька в изумление.

– Ты забываешься, Водемон! – взревел король, оборачиваясь к своим верным анжуйцам.

Ситуация показалась шевалье де Музону щекотливой. За спиной у коннетабля кроме сына Эмиля и Этьена де Гранье никого не было, тогда как Фульк мог выставить против незваных гостей два десятка шевалье, не говоря уже о сержантах. Тем не менее, благородный Андре продолжал оставаться невозмутимым. Он все так же сидел в кресле, небрежно откинувшись на спинку, и смотрел на взбешенного короля строгими серыми глазами. Фульк все-таки сумел совладать с демонами, бушевавшими в его душе, и не отдал рокового приказа.

– Не знаю, обрадую я тебя или опечалю, Андрэ, но этому негодяю удалось скрыться. Лаваль утверждает, что Гуго ранен, но полной уверенности у него нет.