Трусим за Скорпионом к неработающей бензоколонке. Площадка перед ней местами вспучена взрывами. Свежий щебень вывалился наружу и белеет на недавно положенном черном асфальте. Мы лавируем меж воронок, надо сказать довольно лениво. Дзиньк! Оба-на!
– Снайпер! Блин, у меня прямо рядом с ногой прошло! Пуля!
Теперь никаких слов не надо, и наши пятки мелькают. Скорее всего, это был никакой не снайпер, так, дежурный стрелок. Профессионалы шансов не оставляют. Если снайпер, открылся бы сейчас у нашего донецкого продюсера Андрюхи Руденко во лбу третий глаз. С первого выстрела. А так он живой, дышит вон полной грудью и картинно вращает глазами, прижавшись спиной к бензоколонке. Интересно, пробил бы стрелок его шлем или нет? Это я ему его подарил. Впереди у него написано «TV», а на затылке «I like it!». Каску эту я привез из Ирака, а надпись означает мою преданность репортерскому ремеслу.
Командир Скорпион начинает рассказывать нам о том, что за дамбой, совсем рядом, украинские батальоны «Донбасс» и «Днепр». И еще польский отряд «Каскад».
– Хорошо поляки воюют?
– Лучше, чем украинцы.
Карловка, дачный поселок. Сил у ополченцев мало, сплошной обороны нет. Каждый день их отдельным группам приходится прочесывать брошенные дома в поисках диверсантов. А за Карловкой украинские минометы, танки и артиллерия. Скорпион говорит, что противник стреляет из пушек, ходит в атаки.
– А чего так тихо сегодня?
– Не знаю, так давно уже не было.
Оператор Серега из-за угла снимает ту сторону. А что там? Кусты и кусты. Мы молчим. Что-то Скорпион не заводит ставшую модной в последнее время тему российской подмоги. Видать, гордость не позволяет. Мол, сами справимся. А вот Стрелков Игорь Иванович, министр обороны Донбасса, каждый день заявляет, что без Москвы революция пропадет. Не знаю… Я и сам часто размышляю об этом. Как-то в Славянске, пару месяцев назад, обратился ко мне местный житель. Мужичок лет шестидесяти. Его интересовало, сколько времени понадобится русским десантникам, чтоб высадиться здесь, в городе. А я ел, и у меня бутерброд чуть изо рта не выпал.
– А зачем здесь нужны наши десантники? Почему мой сын должен здесь погибать? И другие ребята, из Тулы, Пскова, Рязани? Почему? Вон сколько у вас мужиков без оружия бродит! Чем они занимаются? Почему не на баррикадах? Почему шахтеры сидят в своих норах? Опять мы должны кого-то спасать. То болгар, то сербов, то всю Европу от фашистов, а теперь вас?
У мужика аж затряслись губы. Он поправил очочки и отошел. Обиделся. Пускай. Хотя Россию на Донбассе действительно ждут. Есть какая-то святая вера, что подмога придет. Российский флаг – это прям оберег какой-то. В Енакиеве вон был случай. Пошел народ штурмом на шахтоуправление. Только лавина людская подкатила, а охрана: стоп! Все назад! И встала толпа. А тут вперед протиснулся репортер «Вестей» с раскрашенной в триколор поролоновой микрофонной бобышкой. Пару слов захотел сказать в кадре и решил выйти на передний план. Толпа как увидела этот «флаг» – давай скандировать: «Рос‑си‑я! Рос‑си‑я!». А потом поперла вперед, смела управление.
Мы снимаем Карловку. Разрушенные дома, детали украинских снарядов от установки «Град». И вдруг Скорпион напрягается, как охотничий пес, он становится в стойку. И рация его молчала, и не кричал никто. Вот так, на флюидах. Он оглядывается по сторонам, потом резко машет рукой, приказывая нам оставаться на месте. А сам, пригнувшись, семенит к дамбе. Вот он уже беседует с вышедшим из укрытия другим ополченцем. Напряжение. Минута, две. И тут через дамбу на нашу сторону медленно переваливает большой черный джип. С большим белым флагом. Ага, вот оно что. Вот тебе и разгадка сегодняшней тишины. Парламентеры. Их ждали. Поэтому никаких артналетов и перестрелок. Вернувшийся Скорпион уточняет:
– Это по обмену пленными. Из Киева едут, договариваться с нашими.
Мы возвращаемся в Донецк тем же маршрутом. Я вглядываюсь в мелькающий за окном привычный пейзаж, размышляю. Ведь у каждой войны свои символы, свои имена. Афганистан – это Панджшер, Кандагар и Саланг. Приднестровье – Бендеры, мост через Днестр. Балканы – Мостар, Сараево, Вуковар. Кавказ – это, конечно, Грозный, Ведено, Шатой и так далее. Когда я слышу какое-нибудь из этих названий, в душе холодеет по старой памяти. А у войны на Донбассе какие символы? Здесь все имена свои, теплые и радушные: Горловка, Андреевка, Семеновка, Макеевка, Мариуполь. Каждая буква родная. Вот это и мешает настроиться на боевой лад, включить механизм предчувствия опасности. На войне ведь как – если боец ходит не пригибаясь, если подолгу сидит и курит на бруствере, то все, его надо отправлять в тыл. А то убьют. А тут и руины вокруг, и убитые мирные жители, а мне все кажется, что войну на Украине я вижу во сне. В кошмарном сне.
Оставляем нашу квартиру, прощаемся с дончанами, уезжаем назад.
За пару десятков километров до Луганска нас останавливают на блокпосту. Пока у водителя Саши просматривают документы, командир ополченцев отводит меня в сторонку.
– Вы куда?
– В Луганск?