Грозные чары

Но прикосновение к коже дельфина, сухой и шершавой, заставило меня призадуматься. На то, чтобы раздобыть веревку или привести помощь, уйдет немало времени. К Годфри можно и не ходить – он ведь куда-то уехал и, наверное, еще не вернулся, даром потеряю драгоценные минуты. А в Кастелло идти нельзя. Придется возвращаться домой. Лучше перед уходом полить бедняжку водой, чтобы он продержался до моего возвращения.

Скинув босоножки, я бросилась на отмель и принялась брызгать на дельфина. Но брызги едва долетали до хвоста, и (слишком уж тут было мелко) вместе с водой летело столько грязи и песка, что это грозило высушить его еще хуже.

Тут я вспомнила о пластмассовой косметичке. Дурацкая, конечно, штуковина и крошечная, но все же лучше, чем ничего. Выскочив на берег, я достала ее, включила фонарик и вывалила всю косметику Филлиды на песок. В электрическом свете ярко блеснул алмаз Форли. Нацепив его на палец, я распихала остальное по карманам и сунула туда же фонарь. Потом побежала к морю и вылила на дельфина первую жалкую пинту воды.

Казалось, на то, чтобы как следует полить его, ушел целый век. Нагнуться, выпрямиться, побежать, вылить, нагнуться, побежать, вылить... Добравшись наконец до головы, я прикрыла дыхальце ладонью и осторожно расплескала воду вокруг – как ни трудно поверить, но дельфины могут утонуть, а в данных условиях вряд ли можно было рассчитывать, что его дыхательный рефлекс сработает верно. Когда я стала лить воду ему на морду, он сперва заморгал, что меня удивило, но потом снова принялся неотрывно наблюдать за мной, кося глазом на то, как я сновала туда-сюда.

Наконец я решила, что на какое-то время хватит. Я уронила сумочку, вытерла руки о куртку, которая, скорее всего, уже была безнадежно загублена, нацепила босоножки и ободряюще похлопала по мокрой шкуре.

– Я вернусь, солнышко, не волнуйся. Как только смогу. А ты дыши. И будем молиться, чтобы никто сюда не пришел.

Лишь этим я призналась, хотя бы даже сама себе, отчего так шепчу и отчего, едва смогла обходиться без света, тотчас же выключила фонарик.

Оставив дельфина на берегу, я стрелой помчалась назад через пляж. Пианино умолкло, но из-за открытых окон террасы все еще пробивались слабые лучики света. На самой террасе ничто не шевелилось. Вскоре тропинка привела меня в лес и начала подниматься по крутому склону к вилле Форли. Я снова включила фонарик и, задыхаясь, бросилась вверх. Поднявшийся ветер шевелил ветви деревьев, наполняя лес шорохами, в которых тонули звуки моих шагов.

Вот и залитая звездным светом прогалинка. При моем приближении лягушки попрыгали в заводь. Вода блеснула, отражая свет фонаря. Едва выйдя из тени деревьев, я тотчас выключила его, осторожно пересекла открытое пространство и остановилась перевести дыхание на дальнем краю полянки, прислонившись к стволу молодого дубка, росшего в том месте, где тропинка снова ныряла под темные своды леса.

Когда я вышла из-под дуба, на тропе что-то зашевелилось.

Я вздрогнула, пальцы невольно сжались на рукоятке фонарика. Вспышка света выхватила из тьмы отступившую в сторону фигуру. Мужчина – и всего в каком-нибудь ярде от меня. Я едва не налетела прямо на него.

Кусты рядом со мной затрещали. Из них кто-то выпрыгнул. Фонарик с силой вырвали у меня из руки. Я резко повернулась и, наверное, завопила бы так, что и мертвого разбудила бы, но нападавший грубо схватил меня, притянул к себе и крепко зажал мне рот рукой.

ГЛАВА 8

Тсс, тише, чтобы крот слепой

не слышал шагов.

Вот мы пришли к его пещере.

У. Шекспир. Буря. Акт IV, сцена 1

Он был очень сильный. Я боролась и вырывалась, но без малейшего успеха. Мне удалось, правда, укусить его за ладонь, и, наверное, довольно больно, потому что он дернулся, сдавленно охнул и отнял руку, прошипев по-английски:

– Молчите, понятно?

Впрочем, он тут же обеспечил мое молчание куда более действенным образом, рывком прижав мою голову к своей груди, так что я уткнулась лицом в его куртку и не только не могла издать ни звука, но и ничего не видела. Куртка у него была влажной и пахла морем.

Мне померещилось какое-то неясное движение на тропинке рядом с нами, но на самом деле я ничего не слышала, кроме собственного тяжелого дыхания, дыхания неведомого противника и бешеного биения моего сердца. Нападавший так сильно прижимал мою голову к своей груди, что у меня начало ломить затылок, в щеку пребольно впилась одна из пуговиц, а ребра, намертво стиснутые его второй рукой, казалось, вот-вот затрещат.

Я перестала вырываться и обмякла. Немедленно жестокая хватка тоже чуть ослабла, но он держал меня по-прежнему крепко, поймав и прочно удерживая оба моих запястья. Едва он слегка освободил зажим, я отдернула голову. Если закричать во всю мочь, с террасы Кастелло меня услышат... они мигом прибегут... ведь даже Макс Гейл...

– Где вы были? – резко осведомился державший меня человек.

Я задохнулась от неожиданности. Увидев, что я не собираюсь кричать, он отпустил меня.

– Вы? – пролепетала я.