Гроздь

Пускай все горестней и глуше
уходит мир в стальные сны…
Мы здесь одни, и наши души
одной весной убелены.

И вместе, вместе, и навеки,
построим мир — незримый, наш;
я в нем создал леса и реки,
ты звезды и цветы создашь.

И в этот век огня и гнева
мы будем жить в веках иных —
в прохладах моего напева,
в долинах ландышей твоих.

И только внуки наших внуков —
мой стих весенний полюбя —
сквозь тень и свет воздушных звуков
увидят — белую — тебя…

III. УШЕДШЕЕ

ПАСХА

Я вижу облако сияющее, крышу
блестящую вдали, как зеркало… Я слышу,
как дышит тень и каплет свет…
Так как же нет тебя? Ты умер, а сегодня
сияет влажный мир, грядет весна Господня,
     растет, зовет… Тебя же нет.

Но если все ручьи о чуде вновь запели,
но если перезвон и золото капели —
не ослепительная ложь,
а трепетный призыв, сладчайшее “воскресни”,
великое “цвети”, — тогда ты в этой песне,
     ты в этом блеске, ты живешь!..

1922

“Молчи, не вспенивай души…”

Молчи, не вспенивай души,
не расточай свои печали, —
чтоб слезы душу расцвечали
в ненарушаемой тиши.

Слезу — бесценный самоцвет —
таи в сокровищнице черной…
В порыве скорби непокорной
ты погасил бы тайный свет.

Блаженно-бережно таи
дар лучезарный, дар страданья, —
живую радугу, рыданья
неизречимые твои…

Чтоб в этот час твои уста,
как бездыханные, молчали…
Вот — целомудрие печали,
глубин священных чистота.

ТРИСТАН

I. "По водам траурным и лунным…"

По водам траурным и лунным
не лебедь легкая плывет,
плывет ладья и звоном струнным
луну лилейную зовет.

Под небом нежным и блестящим
ладью, поющую во сне,
с увещеваньем шелестящим
волна передает волне.

В ней рыцарь раненый и юный
склонен на блеклые шелка,
и арфы ледяные струны
ласкает бледная рука.

И веют корабли далече
и не узнают никогда,
что это плачет и лепечет —
луна ли, ветер иль вода…

II. "Я странник. Я Тристан. Я в рощах спал душистых…"

Я странник. Я Тристан. Я в рощах спал душистых
и спал на ложе изо льда.
Изольда, золото волос твоих волнистых
во сне являлось мне всегда.

Деревья надо мной цветущие змеились;
другие, легкие, как сны,
мерцали белизной. Изольда, мы сходились
под сенью сумрачной сосны.

Я тигра обагрял средь тьмы и аромата,
и бег лисицы голубой
я по снегу следил. Изольда, мы когда-то
вдвоем охотились с тобой.

Встречал я по пути гигантов белоглазых,
пушистых, сморщенных детей.
В полночных небесах, Изольда, в их алмазах
ты не прочтешь судьбы моей.

1921

“Ты видишь перстень мой? За звезды, за каменья…”