Гром среди ясного неба

Хоуп прекрасно понимала, что, несмотря на всю естественность этой просьбы, доктор Льюин мог обратиться к ней не только с целью помочь Марте или даже совсем не с этой целью. Насколько ей было известно, он тоже слышал сообщение по радио, и можно было подумать, что он явился немедленно для того, чтобы помешать ей тут же сбежать. Но она не могла быть в этом уверена; у нее не было никаких доказательств. Однако так получилось. Через несколько минут после того, как она услышала, что охота за человеком окончилась, что «сумасшедший убийца» пойман, доктор Льюин постучал в ее дверь. Она думала — во всяком случае, надеялась,— что у него будут какие-нибудь новости о Поле. Если охота на человека закончилась, остался ли жив Поль? Спасся? Или мертв? Но доктор ничего не знал. Она спрашивала его, но он клялся, что ничего не знает. Он даже обещал попробовать узнать, если сможет. Сейчас он пришел только по поводу Марты Пратт. Он объяснил Хоуп, что город временно будет эвакуирован, все население переводится в военный госпиталь в Дагуэй.

— На какое время? — спросила Хоуп.

— Я не знаю,— ответил он.— Полагаю, что все возвратятся сюда завтра после обеда. Вам просто предлагают захватить маленький чемодан с необходимыми вещами на одну ночь и то, что представляет для вас ценность. Я полагаю, что город будет подвергнут тщательной дезинфекции.

Далее он объяснил, что Марта совершенно беспомощна и уязвима. Она нуждается в помощи. Необходимо, чтобы кто-нибудь за ней ухаживал и, по мере возможности, подбадривал ее. Санитары во время полета будут заняты безнадежно больными пациентами и не смогут уделить Марте внимания.

Хоуп колебалась, все еще продолжая сомневаться в искренности Льюина, но все-таки согласилась. Какими бы ни были его побуждения, о Марте он говорил правду. Марта действительно была в жалком состоянии. И если Хоуп поручали теперь уход за тридцатипятилетним ребенком, эта дополнительная нагрузка не была слишком обременительна, ведь она и так уже согнулась под тяжестью утрат — дядя Уильям, тетя Эмми, а теперь еще и Поль!

Она обещала Полю, что подождет несколько дней. Еще не вся надежда потеряна. И поскольку ей все равно надо было ждать, оставаться здесь, Марта Пратт отвлекала ее и даже помогала. По крайней мере, Хоуп чувствовала, что хоть кому-то она приносит пользу.

Огромный транспортный вертолет оглушительно затрещал и оторвался от площадки, находившейся вблизи полевого госпиталя. Он увозил последних больных на носилках. Хоуп посмотрела вокруг и увидела маленькую группу амбулаторных пациентов и несколько здоровых жителей Тарсуса. В обеих группах насчитывалось не более двадцати человек. Вертолет заревел еще громче и стал набирать высоту. Марта, слегка дрожа, прижалась к Хоуп. Вертолет удалялся, шум моторов постепенно утихал, и Хоуп услышала пение Марты. Она пела детским голосом какую-то монотонную песню со странным погребальным мотивом:

Вы мне не милы, доктор Фелл.
Но почему, я б знать хотел?
Таков уж, видно, мой удел,
Вы мне не милы, доктор Фелл.

17 ЧАСОВ 25 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Рука болела. Уже не только запястье, но вся рука — от локтя до кончиков пальцев. Кровь в ней ожесточенно пульсировала, и она безобразно распухла. Поль по возможности старался не смотреть на бесполезный груз, подвязанный свитером на груди. Что толку смотреть? Все равно ему нечем облегчить страдания. Аспирин кончился. Последние пять таблеток, которые он принял сразу, тоже не помогли. Поль думал о своей левой руке не как о части собственного тела, но как еще об одном препятствии, еще об одном враге. Она распухла, стала в два раза толще правой и лежала на перевязи, давая о себе знать болью, как только он пробовал ускорить шаг. Она мучила его, когда он случайно задевал ее, отвлекала внимание, столь необходимое для преодоления возвышенностей.

Последний кусок сыра был съеден. Он заставил себя съесть его, чтобы отсрочить как можно дольше тошноту, возникавшую от голода и изнеможения. В его кармане оставалось еще несколько сухих абрикосов и плитка шоколада. Но он их берег. Еда понадобится ему позже.