Гром среди ясного неба

Розенталь знал Гаргана уже двадцать лет. Они вместе проходили практику в больнице и, хотя не сразу почувствовали расположение друг к другу, впоследствии стали большими друзьями. Дружба эта выросла из взаимного уважения и была гораздо крепче, чем случайные знакомства, основанные лишь на необъяснимой симпатии. Гарган был первоклассным врачом и, что не менее важно, человеком высоких принципов. Он служил в министерстве здравоохранения, будучи твердо убежденным в том, что профилактическая медицина, хотя и низко оплачиваемая и непризнанная, несет гораздо больше благ человечеству, чем все сердечные хирурги, акушеры, жующие свои толстые сигары, скучные психиатры и вкрадчивые терапевты. И теперь, после стольких лет дружбы, Розенталь испытывал к Гаргану — и был уверен, что и Гарган испытывает к нему,— искреннее чувство привязанности и полное доверие.

Итак, Гарган был тем человеком, которому следует позвонить. Однако Розенталя волновало другое. Он прекрасно знал, кому звонить и что сказать. Это было просто. Вопрос был в том, делиться ли с Томом некоторыми подозрениями, настолько серьезными, что он даже себе боялся в них признаться. На столике позади его письменного стола под стеклянным колпаком находилась единственная в лаборатории личная вещь Арнольда Розенталя — микроскоп его отца. Он никогда им не пользовался. Этот микроскоп совершенно не годился для исследований, которыми Розенталь сейчас занимался, ему требовалась электронная микроскопия. Кроме этого старого микроскопа, ничего не осталось от разбитой жизни отца. Так же, как и он, его отец сидел в лаборатории, исследуя под микроскопом тонкие срезы тканей, и проглядел более страшное зло, которое мог бы увидеть даже невооруженным глазом, стоило ему повернуться к окну и взглянуть на улицы Вены.

Нет, нет, он не мог поделиться своими подозрениями с Гарганом. Ведь он сам в них не уверен. Пока что нет. Надо просто начать проверку и ждать, что будет дальше.

Он поднял трубку и заказал разговор. Ожидая, пока их соединят, он принял компромиссное решение. Вреда не будет, если он попросит Тома соблюдать осторожность. Следует ли просить его, чтобы осталось в тайне, от кого получены сведения? Он мог бы, но вряд ли это целесообразно. Он может доверять Тому, как Поль доверяет ему.

13 ЧАСОВ 55 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Том Гарган вернулся к себе в кабинет, улыбаясь.

Бедный Арни, подумал он. Но обвинять его нельзя. У него достаточно причин для подобной нервозности. У Арни первоклассный ум, абсолютно первоклассный. Но даже при этом ему всегда чудились штурмовики под кроватью. И, несмотря на всю нервозность и беспокойство, которые Арни проявил,— беспокойство не за себя, а за Тома,— их разговор был простым, прямым и здравым. Проблема была серьезная. Если то, что Арни сказал, действительно произошло, если эпидемия была фактом, дело по-настоящему скверное. И если оно как-то связано с Дагуэем, это будет настоящей головоломкой. Сумасброды в биологическом отделе нашли штаммы болезней, стойких к обычной терапии. В этом суть дела. Предполагается, что над этим работает противник и поэтому над этим приходится работать армии в целях обороны. Все же безумие, что они небрежно обращаются с такими опасными игрушками.

Секретность дела все осложняла. Но, однако, он поднимал, что, если в Тарсусе эпидемия, необходимо преодолевать все бюрократические препоны. Устранить их каким-то образом, обойти. Его беседа с доктором Максвеллом обнадеживала. Максвелл, конечно, был удивлен, обеспокоен и пообещал тут же проверить услышанное. Гарган не сомневался, что Максвелл сможет позвонить начальнику медицинской службы армии, министру обороны, даже президенту, если понадобится, и выяснить, что же произошло на самом деле. После этого останется мобилизовать силы и средства и взять под контроль эту заразу, какой бы она ни была. Организовать все это будет нелегко. В каком-то смысле все было бы проще, если бы опасения, высказанные Арни, подтвердились: они бы тогда знали точно, против какой инфекции надо бороться, что за штамм и каковы наиболее целесообразные средства борьбы с ним.

Его приводило в бешенство то, что армия так долго ждала. Имеющиеся средства, люди и оснащение ничего не стоили, когда они бездействовали. Теперь это все будет исправлено. Покидая кабинет Максвелла, он видел, как тот брал трубку. Через двадцать — тридцать минут будет получен ответ. Гарган предвкушал разговор с Арни, которого теперь можно успокоить.