Гром победы, раздавайся!

На восемнадцатое октября был назначен генеральный штурм. Войска вязали приставные лестницы и фашины, получали порох, отливали на кострах пули и точили клинки. Русская осадная артиллерия усилила свой и без того мощный огонь. Пушки, единороги, мортиры и гаубицы били непрерывно, круша стены и вызывая пожары внутри самой крепости.

– Алексей Петрович, кажись, от нас парламентеры к туркам? – крикнул вестовой утром восемнадцатого октября, указывая на десяток спешащих к валам всадников.

Егоров спустился с насыпи, и с одной из лошадей перед ним спешился подполковник Озеров.

– Открывайте ваши ворота, Алексей, – кивнул он на перегородившие проезд повозки и рогатки. – Иван Васильевич повелел передать коменданту Килии свой последний ультиматум. Он требует сдать крепость, дабы избежать напрасного кровопролития. В противном случае всему гарнизону турок – смерть.

Проезд освободили, и небольшой отряд проехал в сторону образовавшегося на месте главных крепостных ворот проема. В непривычной, без артиллерийской канонады тишине раздался сигнал горна, и навстречу русскому отряду из крепости выехало несколько османских всадников.

– Чего-то они долго толмачат там, – проворчал Гусев, всматриваясь в свою трубу. – О как, ты гляди-ка! Главный турок, похоже, что свиток у нашего подполковника забрал, и вот теперь все обратно на свои стороны разъезжаются.

Парламентеры вернулись, и орудия продолжили обстрел Килии. Русские войска начали выходить на исходные позиции для начала штурма. Батальонные колонны выстраивались на своих местах. Все замерли в напряжении, ожидая сигнал к атаке.

– Не сдадутся турки! Постыдно для них такое, – проговорил Милорадович, всматриваясь в покрытую дымом пожарищ крепость.

Неожиданно в проеме ворот показалась кавалькада. Первый из них ехал с белым знаменем в руках.

– Не стрелять! Не стрелять! – пронеслось по русским боевым порядкам. – Прекратить огонь!

Грохнуло несколько дальних орудийных выстрелов, и над укреплениями противников повисла тишина. Навстречу турецким парламентерам выехал представитель от русского командования.

Через несколько часов мимо выстроенных русских войск проследовал в сторону Измаила уже теперь бывший гарнизон крепости Килия. Османская твердыня капитулировала на условиях выхода со своим личным оружием и знаменами. Все имущество, орудия и боевой припас по условиям переговоров были оставлены победителю.

Спустя три дня после сдачи крепости Александр Васильевич Суворов писал Потемкину:

«Светлейший князь и Милостивый Государь! Слава Вышнему! Поздравляю с Килиею: ключ к дальнейшему завоеванию Вашей Светлости».

Через три недели, 12 ноября 1790 года, как только весть о победе на Дунае докатилась до Санкт-Петербурга, Екатерина II писала Потемкину, что из полученного от него письма она «усмотрела с удовольствием сдачу Килии» и что по ее указу в тот же день было отслужено «торжественное моление, которое отправлялось с пушечною пальбою».

За взятие Килии генерал-поручик Гудович Иван Васильевич был произведен в генерал-аншефы. Его войска по приказу Светлейшего князя должны были после непродолжительного отдыха направиться под Измаил и к малым османским крепостям на правом берегу Дуная.

Глава 6. Засечная линия

Генерал-поручик Гудович подошел к карте, расстеленной на походном столике шатра.

– Господа, гребная флотилия Хосе де Рибаса разбила неприятельскую при впадении Сулинского рукава в море, взяла прибрежные укрепления и вошла в Дунай. Совсем скоро она подойдет к нам и прикроет реку от действия неприятельского флота.

Собранные у нового командующего левого крыла русской армии старшие офицеры радостно загомонили. Турецкие галеры вели себя на огромной реке как хозяева, высаживая малые десанты и обстреливая из своих орудий занятый русскими войсками берег. Но теперь гребной флот де Рибаса и казачьи чайки должны были угомонить неприятеля.