Гром победы

Разведчик убежал, едва разминувшись в тесном ходе сообщения с посыльным от начштаба пехотного полка, который принес мне их журнал боевых действий.

Посмотрим, что тут пехота навыявляла за два месяца? У противника не так уж много мест, где можно грамотно установить пулеметные гнезда. Но как меня самого учили: позиций в обороне должно быть минимум три на один пулемет – основная, запасная и ложная.

– Полковник, а ручные пулеметы у республиканцев появились?

– Ну как ручные?.. – пожал он плечами, наморщив погоны. – Тот же пулемет водяного охлаждения островитянский, только на сошках и с прикладом. Водяной кожух лишь только на треть заужен. Вес килограммов двадцать. А так… то же самое, что и на станке. Я отправлял такой трофей в ГАУ еще осенью.

Угу… А нам с Гочем его даже не показали, что характерно. Что ж… В ГАУ свои приоритеты. А мы с Гочем, как видно, национальностью не вышли.

Обстрел перешел из истерического рева в какое-то упорядоченное состояние. Бить стали ритмично, с ровными промежутками, как на полигоне. Но изменилась тональность взрывов и полета снарядов. Стала тоньше, что ли?

– Полковник, вроде как нас перестали обстреливать крупным калибром? – заметил я, уступая ему место у перископа.

– У противника не так много тяжелых снарядов, майор, – сообщил он мне, вперив лицо в обрезиненный визир перископа (и тут Помахас успел отметиться, многостаночник, блин, но я не в обиде, так как в резиновом производстве есть и моя доля). – Через полчаса они снова дадут серию «чемоданов». Потом еще через час. Меня больше беспокоит, что у врага появилось столь много снарядов с экразитом. Нас сегодня почти не обстреливают шрапнелью. Откуда у них экразит?

– Экразит ни разу не редкость, – пояснил я. – Это всего лишь желтый краситель для шерсти. Весь секрет безопасного нахождения его в снаряде в изоляции от черных металлов.

– Вы маракуете в химии? – оторвал полковник любопытствующее лицо от перископа и как-то странно посмотрел на меня.

– Я доктор химии, – ответил я. – Изоляцию экразита оловом в прошлом году продали островитянам предатели из имперского комитета по изобретениям. Вот дошло и до их союзников. Сколько у них таких фугасов в боеукладке?

– Сейчас почти половина. Была четверть. А в начале войны сплошная шрапнель по нам била. Хотя в землю закапываться от шрапнели они начали первыми вопреки своей же военной доктрине. Подвижная война, один калибр, один снаряд. А мы, как идиоты, все обезьянничали с них. Дообезьянничались.

– У вас минометы в полку есть? – поинтересовался я.

– Рабочих осталось два и по сотне мин к каждому. Но я их берегу. Остальные мне враг подбил.

– Минометчики умелые?

– Откуда? Так… краткие фронтовые курсы.

– Я дам вам наводчика. Классного. Инструктора с полигона. Вот только цели выявим.

В небе появился аэроплан, которого у нас в земном грохоте совсем не было слышно. Если бы я его не ожидал, то и сам пропустил бы. Я задрал голову. Полковник взял с меня пример.

– Что это? – спросил он. – Вчера вроде такой же странный аппарат над нами уже летал.

– Аэроплан, – пояснил я. – Летательный аппарат тяжелее воздуха. Ведет для нас уточнение целей у противника. Не все же им по нам стрелять.

– А у вас научный подход к делу. Теперь верю, что вы доктор химии. Кстати, какого университета? Где вы защищались?

– Швицкого горного института. За периодический закон элементов. Без защиты.

– Так вы и есть тот самый рецкий самородок, о котором писали в газетах?

– Кобчик. Савва Кобчик. Барон Бадонверт. К вашим услугам.

– Зиг Лестверт. Приятно познакомиться. А я вот недоучившийся студент-химик. У меня рано умер отец, и пришлось идти служить. Иначе сестры остались бы без приданого. А так я не хотел быть военным.

– Я тоже не хотел, – усмехнулся я. – Но пришлось. Война.

– Так не хотели, как я посмотрю, что уже имперский рыцарь, – засмеялся полковник.

– Просто я, полковник, исповедую жизненный принцип: если начал что-то делать – делай это хорошо. Вы «-верт» в первом поколении?

– Во втором. Отец дослужился до генерала, – честно ответил он. – А вы?

– Я в первом, – ответил я честностью на честность. – А так я деревенский кузнец по жизни.

– Да ну?.. – не поверил он.

– Ушедшие боги свидетели, что до призыва в армию я даже писать по-имперски не умел.

Тут аэроплан пролетел над замаскированной батареей «элик» и, скинув на нее длинный ярко-желтый вымпел, развернулся на север.

– Теперь осталось только ждать, – произнес я и вынул из кармана часы. – Час туда, час обратно… Возможно, там посадка… ориентируемся, что прилетит он к нам через два-три часа.

– И все это время ваши орудия будут молчать?

– Именно, – ответил я. – Ибо бить надо не абы как, а точно и согласованно. Вы готовы пойти в атаку?

– На столько рядов проволоки? Я не мясник, как некоторые командиры.

– Проволоки не будет, – пообещал я. – Пробежитесь, как по проспекту. Но, как я понимаю, пообещать – еще не значит жениться. Ждем.

– Чего ждем? – буркнул полковник, которому надоели мои недомолвки.

– Много чего ждем… К примеру, того момента, когда мои снайпера перебьют весь командный состав противника. Но об этом можно только мечтать.