До этого момента Элли считала, что за последние дни она приобрела иммунитет к боли. В течение секунды она ничего не чувствовала. Затем ее бок как будто взорвался изнутри. Она рухнула на землю, накрыв камень своим телом и заливая его кровью. Сквозь лихорадочный туман она смутно осознавала, что Бланшар склонился над ней и пытается ее перевернуть. Налет респектабельности окончательно слетел с него. Он вцепился в нее подобно обезумевшему животному.
Земля вновь задрожала, хотя Элли не знала, в чем причина. На фоне красного неба появился силуэт человека, который оттащил от девушки Бланшара. Сквозь красную пелену она различила лицо Дуга и закричала, хотя это мог быть всего мираж, вызванный болью и близкой смертью.
В руке Бланшара что-то блеснуло. Прежде чем он успел выстрелить, Дуг вырвал из рук банкира пистолет и разрядил ему в живот. Бланшар согнулся, качнулся назад и…
Элли, лежа на земле, не видела, как он упал. Она только слышала его крик, разносившийся по долине звучным эхом.
Гуго лежит, вытянувшись на дне лодки. Руки сложены на груди поверх меча. Глаза закрыты. Я склоняюсь над ним и шепчу ему в ухо:
– Мы спасли короля и добыли копье.
Он не слышит меня. Он уже никогда ничего не услышит. Я неумелыми руками устанавливаю мачту и закрепляю на ней парус. Получается у меня не очень хорошо, но этого вполне достаточно. Ветер натягивает полотно и уносит нас в море.
Глава 53
Монахи смотрят на меня с тревогой. Невозможно скрыть то, что я везу. Хотя это покрыто мешковиной, они догадываются, в чем дело. То, что это спрятано под покровом, и вызывает у них беспокойство, как и то, что я выражаю желание увидеть аббата.
С тех пор, как я отплыл от валлийского берега, минуло много времени. Я снова в Англии. Королевство все еще раздирает война – ни Стефан, ни Мод не могут добиться решающего преимущества. Вместо того чтобы сражаться по-настоящему, они опустошают земли друг друга. Если не можешь убить короля, разори его королевство.
Я помню, как Гуго говорил:
Однако здесь, в Гластонберийском аббатстве, монахи выглядят более сытыми и довольными, нежели братья, с которыми я жил в Бретани. Я вспоминаю их иногда – как сейчас, когда слышу доносящееся из церкви монотонное пение псалмов, напоминающее жужжание пчел в летний день. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я остался там и продолжал заниматься переписыванием старинных рукописей. Или если бы я пошел по предначертанному мне пути, когда мне в возрасте восьми лет выбрили на голове тонзуру. Был бы я счастливее?
Аббат принимает меня в часовне. Она богато украшена – как и подобает часовне богатейшего монастыря в Англии. На мозаичном полу пересекающиеся линии создают затейливые узоры, сливающиеся в паутину, не имеющую ни начала, ни конца. Через окно я вижу крутой склон уходящего ввысь Гластонберийского холма со странными складками в траве, напоминающими затерянный лабиринт развалин замка.
– Расскажи мне, что произошло, – просит аббат.
Его взгляд скользит по мешковине. Он выглядит постаревшим с тех пор, когда я видел его в последний раз. Щеки его запали, волосы еще больше поседели, но камни на его кольцах не изменились, оставаясь столь же яркими и блестящими. Они все еще нежно звенят, когда он шевелит пальцами.
Я рассказываю ему почти все. О том, как мы попали в плен к Моргану ап Оуайну, о нашем путешествии по Уэльсу, о сражении на вершине холма. О многом он уже знал – от Вильгельма Ипрского и его людей, а также от своего брата, самого короля. Но он не знал, что было дальше.
Я завершаю историю битвой на пляже.
– А копье? – спрашивает аббат.
Он знает ответ, поскольку не сводит глаз с мешковины с того самого момента, как я перешагнул порог часовни. Мои руки трясутся, когда я передаю ему реликвию. Надеюсь, он не догадывается, почему.
Аббат развязывает мешковину и вынимает копье. Черная поверхность покрыта крапинками, будто его отливали в спешке. Кузнец, изготовивший его для меня, никак не мог взять в толк, зачем кому-то могло понадобиться копье целиком из железа. Я стою, затаив дыхание. Если раньше Генри держал в руках настоящее копье, моя подделка не введет его в заблуждение.
Он прикасается к нему с видимым благоговением. У меня отлегает от сердца – я стараюсь не выдать своего облегчения.
– А другой… предмет? Ты знаешь, что случилось с ним?
– Лазар де Мортен бежал вместе с ним.
Выражение его лица меняется, на него набегает тень.
– Мы найдем его.
В словах аббата звучит твердая решимость, и его внимание тут же переключается на решение очередной задачи. Я выполнил свой долг, а он человек дела. Мне неизвестно, каковы его функции в братстве Гуго, но он является аббатом Гластонберийским, епископом Винчестерским, братом и советником короля. Уже подойдя к двери, он останавливается и поворачивается ко мне.
– Что ты собираешься делать?