У нее перехватило дыхание. Он был прав... По какой-то непонятной ей самой причине Коре хотелось посильнее уязвить Лайама, задеть его, причинить ему боль, чтобы прорваться сквозь оболочку уверенности в себе, в своих силах, разрушить этот облик героя, который задевал в ней чувствительную струнку. И более того. В ее неосознанном желании скрывались иные чувства. Она хотела его как мужчину, и прошлой ночью она охотно, по доброй воле пошла к нему. Ее тянуло к нему, словно он был... (Кора сделала над собой усилие, пытаясь собраться с мыслями) ее избавителем... как Марию Магдалину когда-то привел ко Христу слепой, безрассудный инстинкт... О, Боже, какой идиоткой она была! Даже когда он взял ее, грубо и жадно, ей хотелось большего, гораздо большего. Им пришлось продолжать заниматься любовью, изобретая все новые способы, чтобы она, наконец, смогла достичь вершины удовольствия... Это Феликс довел ее до такого состояния, сделав рабой чувственности, но не чувств... Она презирала Лайама за то, что позволила ему увидеть ее такой, какая она есть на самом деле. Она пыталась уязвить его, причинить ему боль, но он повернул дело так, что она сама оказалась унижена...
— Пожалуйста, Лайам, уходи, — произнесла она дрогнувшим голосом.
— Нет, не сейчас. Не так быстро, Кора.
Опять ей послышался легкий ирландский акцент в голосе Холлорана. Она подумала, что глухой голос и этот акцент выдают внутреннее волнение, охватившее молодого человека.
— Я хочу, чтобы ты ушел.
Но он и не думал подниматься с софы, где они до сих пор сидели так близко друг к другу, что каждый чувствовал тепло чужого тела. Он взял бокал из ее руки.
— Я не знаю, в какие игры вы все играете, — спокойно произнес он, и, честно говоря, меня это совсем не волнует. Но знаешь, Кора, в тебе осталось еще очень много чистого и неиспорченного, чего этот сверхманьяк не смог затронуть и переделать по своему вкусу. Я не представляю себе, как ему удалось довести тебя до такого состояния, но я твердо знаю одно: некая часть твоей души закрыта для него. Ты была совсем иной, когда я увидел тебя в первый раз, правда; мне кажется, это потому, что в тот раз ты действовала самостоятельно; ты была самой собой — той женщиной, которой ты остаешься и сейчас.
— Во мне ровно ничего не осталось...
Он не дал ей договорить, мягко прижав свои пальцы к ее губам.
— Ты ошибаешься.
Она почувствовала, как его руки обвились вокруг ее талии. Теперь он целовал ее, впиваясь в ее губы, причиняя ей боль.
Кора отпрянула назад. Полулежа на софе, она уперлась обеими руками ему в грудь, отталкивая его от себя. Она не желала этого. Он был совсем не таким. Не тем мужчиной, который смог бы оторвать ее от Феликса, заменить его. Они были слишком похожи, Лайам и Феликс. Оба безжалостные. Жестокие. Порочные. Они были сделаны из одного теста. Потому Феликс и был очарован своим новым телохранителем, что распознал в нем родственную душу.
Он причинял ей боль, но — странно — ей это нравилось. Но она не должна потакать ему, она не позволит ему...
Холлоран сжал ее запястья и отвел в сторону ее руки, мешавшие ему прижаться к ней еще теснее. Теперь она лежала на софе, закинув голову; ее халат распахнулся, обнажая бедра. Она задыхалась под его долгими, чувственными поцелуями; когда, наконец, ей удалось оторваться от его жадного, ищущего ее губы рта, она отвернулась от него и тут же почувствовала, как его губы, внезапно ставшие такими жесткими, прижались к ее шее. Он очень осторожно прихватил зубами ее нежную кожу. Кора застонала, раздираемая противоречивыми ощущениями: она одновременно испытывала жалость и омерзение к себе, но эти неприятные чувства заглушались просыпавшимся в ней желанием.
— Пожалуйста, не делай этого, — попыталась сказать она, но он уже распахнул на ней халат и наклонил голову, чтобы целовать ее груди.
— Я не хочу, — зашипела она, почувствовав, как его рука коснулась ее бедра и скользнула ниже, нежно поглаживая ее кожу, касаясь чувствительных точек. Повернувшись, он лег на нее сверху, раздвинув ее ноги своими сильными коленями, и она чувствовала тяжесть его тела на своем животе и на бедрах. Она попыталась вырваться, извиваясь под ним, но он только крепче обнял ее, и Кора почувствовала, какими сильными могут быть его объятия, обычно столь нежные и деликатные. Она все еще боролась с ним, понимая, что не сможет разжать рук, стиснувших ее, и крепко уперлась кулаками в плечи Холлорана, отталкивая его от себя. Она могла царапаться, вцепиться ему в волосы, даже ударить его, но не делала этого.