Гроб хрустальный. Версия 2.0

– Хе! Если бы! У них есть, кому продавать. Димка мелочевку всякую пасет. Ну, скажем, тот же иностранец не сторговался с официантом и ушел недовольный. А на улице подваливает студент какой или я уж не знаю кто. Опять же – «есть чё?» – спрашивает. Их так и называют, «ещётники»

– Я думал, это от слова «ещё», – говорит Гоша.

– Не, это от «есть чё?», я точно знаю, мне брат говорил. – Вадик отхлебывает горячий чай и недовольно морщится. – Ну, короче, Димка к этому ещётнику подходит и у него товар, ну, скажем так, покупает. По хорошей цене.

Гоша представляет себе эту покупку по хорошей цене, и ему становится жалко неведомого ещётника: сначала унижайся, упрашивай мертвого продать чего-нибудь, а потом придет такой Димка и все отберет за копейки.

В журнале «Аллигатор» Гоша видел карикатуры, где скользкие изгибающиеся существа, почти не похожие на людей, изображали ещётников. На одной картинке остались только вещи – мертвые джинсы, остроносые туфли, оранжевые носки, клетчатый пиджак, перчатки и перекинутые через руку галстуки. Вместо головы у ещётника была вешалка, изогнутая вопросительным крюком.

И вот приходит такой Димка, берет за этот крюк и трясет…

– Я когда на мертвые вещи смотрю, знаешь чё думаю? – говорит Вадик. – Мы вот в мае отмечаем Проведение Границ, так? А зачем оно было – не знаем. Кому, типа, понадобилось?

– Ну как, – опешил Гоша, – тебе же в школе наверняка говорили. До этого мертвые командовали живыми, а теперь их разделили, и все могут жить отдельно. У живых своя жизнь, свободная.

А ведь я могу сказать что-то вроде: «Моя мама когда-то считала, что до Проведения Границ было лучше» – или даже: «Моя мама однажды попробовала разрушить Границу», думает Гоша. А лучше всего: «На самом деле я тоже мечтаю, чтобы Границу разрушили».

Вот только Гоша не знает, хочет ли он разрушить Границу. Когда-то хотели его родители, Ника мечтает до сих пор… А он сам?

Гоша не знает, чего хочет, – и поэтому как дурак повторяет привычные школьные слова:

– … и после Проведения Границ живые стали гораздо лучше жить, потому что мертвые больше ими не управляют.

– Это я все сто раз слышал, – машет рукой Вадик. – Но ты глянь: вот мои предки работают на заводе. Уходят ни свет ни заря, приходят – уже темно. Мать по дому шестерит, фатер сразу к бутылке… телик посмотрят – и на боковую. Чего их завод фигачит – они и сами не знают. Собирают какую-то муть на конвейере. Вот ты скажи – хреновая у них жизнь, так?

– Выходит так, – соглашается Гоша. – И у моих предков, кстати, та же история…

– Ты про своих погоди, – перебивает Вадик, – ты мне ответь: если бы мертвые по-прежнему были за главных – чё бы изменилось? Фатер с мамой так же бы вкалывали…

– До Проведения Границ они бы работали больше, – неуверенно говорит Гоша.

– Ты чё говоришь? – возмущается Вадик. – Ты сходи, на конвейере постой. Там больше уже некуда. Точно так же они бы горбатились всю жизнь – зато потом стали бы мертвыми, и все бы у них было тип-топ. Зато тогда в магазинах, говорят, мертвого шмотья было завались. Кому плохо? Разве вот Димке пришлось бы другую работу себе искать, – хохочет он, – но Димка и так бы не пропал, я в моего братана верю! – И он снова ухает.

Гоша замирает. Он много раз слышал, что до Проведения Границ было хуже, его родители когда-то верили, что было лучше, но никто никогда не говорил ему, что было так же.

– Сделал я тебя, да? – Вадик смеется. – Нечем крыть? Вот я и считаю, что лучше лохов бомбить, как Димка, чем на фабрике горбатиться. Согласный?

– Ну-у-у, – тянет Гоша, – я все-таки думаю, как-нибудь по-честному можно.

– Это тебе можно по-честному, – говорит Вадик, – у тебя родители профессора. А нам с Димкой по-честному хрен пробьешься. Ты вот в школе учишься, а я в техникуме. Сечешь разницу?

Если так дальше пойдет, думает Гоша, разницы уже не будет: меня выпрут из школы, и я пойду в тот же самый техникум.

– Ты говоришь: по-честному! – продолжает Вадик. – Вот я тебе сейчас такое расскажу – закачаешься! Помнишь у меня в комнате блондинку без лифчика – ну, под душем стоит? Знаешь, откуда?

Гоша безразлично качает головой.

– Так вот слушай! Когда дипломаты или там орфеи из Заграничья возвращаются, они с собой везут не только мертвые джинсы или там мафоны, еще и журналы с книгами. Конечно, после Границы их шмонают и все такое отбирают – потому что, ну, мертвые журналы еще страшнее мертвых вещей. Считается, что эти журналы потом уничтожают, но на самом деле их свозят на секретный склад. Знаешь, зачем?

– Чтобы мальчишки про это байки травили, – говорит Гоша. – «В секретном-секретном городе есть секретный-секретный склад…» Даже если эти журналы и есть, их наверняка сразу уничтожают.

– Фигушки! – ухает Вадик. – Журналы есть, и они лежат на складе! А те, из Учреждения, кто склад охраняет, их тихонько распродают. Понемногу, конечно, и только проверенным людям. Стоят они – закачаешься! Ты представь – не какой-нибудь мертвый каталог, а настоящий мертвый журнал! С голыми телками! Вон где настоящее бабло! А ты говоришь – по-честному!