Гроб из Одессы

Тем более, что соваться на Молдаванку не советовал знаток местных дел комиссар Тищенко. О подвигах этого доблестного солдата революции шли непечатные рассказы. Оказывается, раньше Тищенко был подпольщиком и по заданию партии носил на себе личину полицейского. Именно такая конспирация помогла ему у свое время спасти коминтерновца Брауна, который доставлял нелегальную «Искру» у Одессу по заданию самого Ленина. Тищенко с важным видом перемерял в центре города излишки жилплощади и старательно подтверждал слухи за свое героическое прошлое. И если такой человек не советовал идти в поход на Молдаванку, это о чем-то таки-да могло сказать. Тем более, что Тищенко давил понт со страшной силой, будто лично командовал «Авроре» палить иди знай куда. При том держался сурово и немногословно, а вовсе не пел свои мемуары за Мясоедовскую улицу: «А мене по морде били, морду в жопу превратили. У мене наган забрали, в кобуру мене насрали». Так что Молдаванка могла спокойно спать после налетов.

Но однажды ночью этот вполне мирный сон был прерван грохотом канонады и такой пальбой, словно вся Одесса в пять минут решила перевести свой боезапас.

— Сеня, что за базар? Он мене отвлекает, — поведал Винницкий Волу, не прекращая вертеть в тонких артистических пальцах золотой гроб.

— Кажется кому-то большевики стали поперек горла, — коротко ответил Сеня.

— Жалко. При таких уродах работать — одно удовольствие, — вздохнул Винницкий. — Так кто теперь начнет делать из себя вид хозяина моего города?

— Надо будет утром посмотреть, — на мгновение задумался Вол и тут же добавил: — Впрочем, Миша, какая среди здесь разница?

— В том и понт, что никакой, — откровенно зевнул Винницкий.

***

Ранним весенним утром сын бывшего хозяина бань на Военном спуске Жорка Гуссиди сбегал до Греческого базара за знаменитыми бубликами «семитати», которые, несмотря на постоянный бардак в городе, продолжал выпекать Каттаров. Каттарову было легче, чем старому Гуссиди, ровно в два раза. Потому что его пекарню, в отличие от бань, не успели национализировать, а во-вторых, в эти цикавыевремена людей больше интересовало кинуть в рот лишний бублик, чем помыться. Тем более, что на Пересыпи назло всем властям продолжала работать мельница Вайнштейна, гоня до моря отработанную горячую воду, в которой на шару плескались все желающие.

Жора купил связку «семитати» и сообщил Сене Волу, что теперь в Одессе в ходу другие новые деньги с изображением Богдана Хмельницкого. На что Вол меланхолично заметил: это не самое главное в жизни, лишь бы японцы продолжали печатать остро интересующие Одессу иены.

Так за японцев в Одессе и не было речи. Потому что в город вошли австро-немцы, которых в свое время надурил один из Гохманов, и притаскали за собой очередных представителей киевской власти. На этот раз у Киеве стал командовать гетман Скоропадский и его полицаи у жупанах попытались установить в Одессе очередной новый порядок. А что делала каждая следующая власть в городе? Она требовала кричать за себе «ура» и сдавать оружие. Хотя урякнуть нашлось желающих, но даже они не захотели отдать на шару боезапас, купленный на собственные средства. И пусть по улицам города шемонался полицай Тищенко, который раньше своими действиями по заданию куренного дескридитировал большевистскую банду, ему никто ни разу не отдал даже поломанную швайку[104].

Если немцев с австрияками и их киевских друзяк сильно интересовало оружие, думаете Михаилу Винницкому тихо спалось по этому же поводу. Только, в отличие от официальных властей, король Молдаванки не орал по Одессе, чтобы город на шару отдавал ему винты, маузеры и пушки. Винницкий понимал: у каждого товара есть своя цена. И за этой ценой он стоять не собирался.

Винницкий запросто приперся у ресторан Фанкони, где по-прежнему собиралась вся деловая Одесса, не обращавшая внимания на частую смену флагов В ресторане король Молдаванки имел беседу с адъютантом его превосходительства командующего войсками генерала Бельца фон Бюлофом. Миша не унизился до того, чтобы клянчить у Германии гуманитарной помощи, а запросто предложил фон Бюлофу немножко золотого запасу в обмен на товары, в которых остро нуждалась Молдаванка. Потому что хотя Скоропадский орал комплименты про свой карбованец, за которым с понтом гоняются все биржи мира, адъютант его превосходительства был не такой поц, чтобы брать в руки это сокровище.